Калфа затравленно кивнула и попятилась. Кизляр-ага услышал, как ее вырвало в темноте за колонной, и поморщился. Исмаил настоящий зверь, он явно хотел запугать людей Валиде. Недаром на кухне болтают, будто хранитель покоев головорез и человек без чести и совести. Ты подумай, что здесь устроил! А ведь это султанский дворец, а не притон в Стамбуле!

«Он хотел, чтобы мы дышать не смогли от страха», – с ненавистью подумал распорядитель гарема. Но через эту злость, через отчаяние, что он не смог выполнить приказ Валиде, через зависть к удачливому и дерзкому мальчишке этот страх все же прорывался, словно гной на вскрывшейся ране. Кизляр-ага чуял его тошнотворный запах, липкий пот лился по жирным щекам за шиворот парчового халата, сердце то билось бешено, то замирало. Исмаил хотел самого распорядителя гарема запугать, и ему это удалось.

– Анну выпустить немедленно, – велел кизляр-ага прибежавшему на зов Кара-аге. – Пусть молчит о том, где она была. Ни слова никому, тем паче своей госпоже. Скажи: пикнет – удавлю. Запугай.

– Но она будет спрашивать…

– Да кто она такая?! Скажи: ошибка, мол, вышла. Пусть сидит, ждет. Авось девчонка падишаху не понравится. Утра надо ждать. А пока пусть приберут тут, – кизляр-ага кивнул на трупы.

– Но что мы скажем Валиде?!

– Правду скажем: Исмаил их убил. А там пусть сами разбираются.

– Но ведь и нас могут…

– Молчи! Власть у султана, пока он султан. Видать, миром тут не порешишь. Вот и подумай, чью сторону принять.

– Я как вы, кизляр-ага.

– А я как я, так, что ли? Мне на кого смотреть? Кому молиться? Аллаху, понятно. Так ведь он высоко. А мы по земле грешной ходим. А здесь, на земле, вон оно как бывает, – африканец с опаской посмотрел на окровавленные трупы. И сокрушенно сказал: – Ну как я Валиде об этом доложу?

…В это время Нана играла с султаном в захватывающую игру, о которой так много и охотно рассказывала по дороге в Стамбул опытная в таких делах Анна. Игра эта называлась любовью. Надо было позволить мужчине как следует себя рассмотреть, сняв всю одежду, а потом рассмотреть его. Увиденное Нане понравилось, да и султан, казалось, был доволен.

Она хихикала и трогала его за то, что, по словам Анны, отрезали у тех, кого она называла евнухами. Чтобы они не играли в любовь. За что их так наказали, Нана не поняла, но, видимо, в этой игре свои какие-то правила.

В султанских покоях повсюду были зеркала, даже на потолке. Нана была в восторге. Она оказалась очень красивой, когда сняла с себя всю одежду. Ей нравилось разглядывать свое отражение, и она принимала разные позы, чтобы получше рассмотреть и ноги, и руки, и волосы, и грудь. Спереди, сзади, сверху…

Она так увлеклась, что даже не почувствовала боли, о которой говорила Анна, лишь удивилась крови, испачкавшей простыни и руку, когда Нана попыталась разглядеть: что там такое? Почему мокро? Султан лежал рядом и тяжело дышал. Лоб и щеки его были мокрые от пота, и даже борода влажная. Но лицо довольное, потому что султан улыбался.

Нана рассматривала в зеркало на потолке свое и его отражение: как они лежат рядом, большой бородатый мужчина, и она, голая, в облаке черных волос, с раскинутыми ногами, которые оказались очень красивыми.

«Я гораздо красивее его, не удивительно, что ему нравится меня трогать и целовать», – подумала Нана.

– Ты меня любишь? – спросила она, забавно выговаривая турецкие слова. Уроки Анны не прошли даром. По дороге в Стамбул Нана вполне сносно научилась говорить по-турецки.

Ибрагим поднял голову.

– Ты смелая девушка. Ты и меня избавила от страха.

– А разве ты чего-то боишься? – удивилась Нана.

– Смерти, – серьезно сказал Ибрагим. – Ее все боятся.

– А я подумала, ты боишься ту важную женщину, которая сказала, что я тварь. Не бойся. – Нана крепко его обняла. – Мы ее отсюда вышлем.

– Так нельзя, – удивился Ибрагим.

– Почему нельзя? Ведь это твой дворец? А она пусть живет в своем.

Такая простая мысль еще ни разу не приходила Ибрагиму в голову. Его мать управляет империей, вот она и живет здесь, в Топкапы. Где собирается Диван, куда приезжают иностранные послы на поклон и куда передают прошения, собранные в Стамбуле. Мать знает все и за всем следит. Так было всегда.

– Делами государства кто-то должен заниматься, – нахмурился он.

– Что такое «дела государства»? – наморщила лобик Нана.

– Я повелитель огромной страны. В ней живет много людей, не все хотят мне подчиняться. Надо следить, чтобы был порядок, – важно сказал Ибрагим.

– У тебя много стражи, – простодушно заметила Нана. – Разве стража слушается женщин?

– Нет, – Ибрагим задумался.

– Значит, они не будут слушаться твою мать. Они будут слушаться тебя, когда ты велишь отвезти ее в ее дворец. У нее есть дворец?

– Есть Старый дворец, куда высылают женщин, которые больше не бывают в покоях султана.

Нана захлопала в ладоши:

– Не зови ее к себе, а потом скажешь всем, что она к тебе больше не ходит, и значит, должна уехать в этот… как его? Старый дворец!

«А ведь и впрямь, – подумал Ибрагим. – Отстранив мать от дел, я тем самым спасусь от заговора, который она готовит».

– Я теперь твоя жена? – спросила вдруг Нана.

– Наложница.

– Что значит «наложница»?

– Фаворитка. Женщина, которую я люблю.

– Мне сказали, что у тебя много жен и детей.

– Это так. У меня семь жен.

– А я хочу быть одна жена!

– Ты слишком спешишь, – нахмурился Ибрагим. Девушка ему очень нравилась, но она совсем не была скромной. Его это обеспокоило. Но потом он вспомнил, как она дерзила самой Валиде, и смягчился. Все женщины склонялись перед Кёсем-султан, и только Нана сразу же поставила себя выше.

– Ты должен всем сказать, что я теперь твоя жена, – заупрямилась Нана.

– Женятся на свободных женщинах. А ты рабыня.

– Я?! – Он увидел, как вспыхнули огромные карие глаза, метнув в него молнии. – Никогда я не была рабыней! Мой отец князь, а я грузинская княжна!

– В самом деле? – удивился Ибрагим.

– Меня везли сюда как невесту, принцессу. У меня была своя каюта и слуги. Отец сказал, что я еду за море замуж.

– Как жаль, что я не знал этого раньше, – пробормотал Ибрагим. – Выходит, раз ты свободная женщина, тебе нельзя оставаться в моем гареме. И в моем дворце. И как быть?

– Как? – эхом откликнулась Нана.

Ибрагим с сожалением подумал, что девушка очень уж хороша. И храбрая. Он словно почувствовал ее исключительность. Отказаться от нее? Ну уж нет! Он, кажется, впервые полюбил. Все