Все взглянули на меня.

– Что происходит? – спросил Тед. – Почему Блик не улетает, как остальные?

Я повернулся и увидел, как Кэт в ожидании ответа недобро прищурилась, ее взгляд буквально прожигал меня, подобно лазеру.

Язык прилип к нёбу, которое казалось суше самой жаркой пустыни. Я изо всех сил постарался выдавить из себя хоть несколько слов, но лишь пропищал что-то неясное.

– Не знаю, – прохрипел я наконец. – Возможно, потому что Колокольчика здесь нет.

– Ты знал, что так будет, – сердито воскликнула Кэт. – Ты знал, что он не улетит без нее.

Я стал отрицать эти обвинения, лихорадочно замотав головой.

Но Кэт с каждой секундой злилась все больше и больше, а Тед и Кай презрительно смотрели на меня, поджав губы.

– Послушайте, все хорошо. Я отпущу их завтра, – быстро сказал я. – Драконы еще будут вылупляться какое-то время.

Казалось, друзья не поверили ни одному моему слову, но, к моему удивлению, не стали наезжать на меня. Наверное, они просто слишком сильно расстроились, расставшись со своими драконами, а потому не хотели еще и ругаться со мной.

По пути домой никто не сказал и слова. Слышен был лишь топот ног по тротуару, напоминающий мне траурный марш. В горле у меня стоял комок. А когда я слышал тяжелые вздохи друзей, то к глазам моим подступали слезы. Я сглотнул, но противный комок никуда не делся. Напротив, он спустился ниже и, застряв в груди, принялся расти, медленно, но верно, и вскоре мне уже тяжело было вздохнуть.

И на этот раз мамин пудинг, который она готовила, похоже, из свинца, был ни при чем. Это был груз моей вины. Потому что, как вы, наверное, уже догадались, Лолли чувствовала себя прекрасно. В эту самую минуту она, должно быть, радостно бегала по дому. А я давно уже заметил, как Блик присматривал за Колокольчиком, совсем как я присматривал за своей маленькой сестренкой. Тогда-то я и понял, что без нее он никуда не полетит.

Впервые я по-настоящему соврал своим друзьям-супергероям. Потому что в действительности я не собирался отпускать Блика и Колокольчик.

Следующие несколько дней я изо всех сил пытался избегать Теда, Кэт и Кая. Они, похоже, в конце концов поверили мне, когда я клятвенно пообещал отпустить Блика и Колокольчик на следующий же день. И теперь я боялся, что выдам себя. С каждым днем они все больше скучали по своим драконам, и даже непримиримая ранее Кэт стала задаваться вопросом, стоило ли отпускать их так быстро.

Каждый раз, глядя на Блика, я испытывал одновременно облегчение и вину. Я не мог представить, как пойду ночью спать, а он не свернется клубочком рядом со мной, согревая мои сны. Но я знал, что друзья уже переживали нечто подобное. Они уже через это прошли.

Я отчаянно пытался скрывать Блика и отпускал его полетать только в своей комнате. Когда шел несильный дождь, я иногда выбирался ночью на улицу. После школы, когда друзья шли гулять в парк, я бежал домой к своему любимцу.

Но что-то было не так. Дракончик все еще подлетал поздороваться со мной, но мне казалось, что его яркая красная чешуя поблекла. Все чаще и чаще она делалась блекло-серого цвета. А еще мне приходилось кормить Блика соцветиями брокколи буквально из рук, потому что в противном случае он отказывался есть.

Каждую ночь с тех самых пор, как друзья отпустили своих драконов, мне снился один и тот же сон. Я неизменно возвращался в земли огня и льда, но воспринимал и ощущал теперь все по-другому. Иногда сон может казаться таким реалистичным, что трудно поверить, будто это происходит не на самом деле. Я снова летал в небе, видел мир глазами дракона, и он был таким ярким, что я чуть ли не ощущал ветер на моем лице.

Мерцающие крылья делали сильные быстрые взмахи, поднимая меня над парком, унося все выше и выше в темноту небес, пока город внизу не превращался в далекое скопление крошечных мерцающих огоньков. Но я не остановился даже тогда, когда перестал видеть дома.

Я летел над полями, лесами и лугами, пока не добрался до побережья, где волны вгрызаются в осыпающиеся утесы и галечные пляжи. Я взглянул вниз и увидел пирс, выходящий в море, и ряд крошечных рыбацких лодок, направлявшихся к горизонту. Я летел все дальше, а ночь вокруг меня становилась все темнее. Я следовал за причудливо изгибающейся линией побережья, пролетал мимо заливов, гаваней, песчаных пляжей с лежаками и игральными автоматами и скалистых утесов. Затем внизу вдруг раскинулось самое настоящее море с разбросанными вдали крошечными островами. А потом не осталось ничего, кроме воды.

А я все летел и летел, не отрывая взгляда от одной-единственной звезды, ярко сиявшей над моей головой. Наконец горизонт окрасился розовым и небо расцветилось нежными красками наступающей зари. И вот я увидел его – скалистый, изрезанный ледниками берег, к которому подступало суровое море. Я спустился ниже, глядя на раскаленно-красные кратеры и огромные струи пара, вырывающиеся из-под земли. Подо мной была живая, дышащая земля, вечный край огня и льда.

Теперь я еще сильнее замахал крыльями, словно что-то тянуло меня вперед.

Вдалеке я увидел огромный вулкан. Его вершина терялась за тучами. Мне понадобилась секунда, чтобы понять: он извергается! Огромные раскаленные брызги вырывались из самой его сердцевины и летели прямо в небо. Оранжевая лава струилась из кратера, постепенно становясь красной, а затем темнея все больше и больше. Я видел извержения вулканов только по телевизору. Но сейчас я не боялся. Я летел вперед и вперед… Пока не осознал кое-что странное.

Я уже находился совсем близко к вулкану, но воздух оставался все таким же прохладным. Все-таки это не было настоящим извержением. Но тогда почему небо пылало такими невероятными цветами?

Внезапно я ощутил жжение в животе. Оно разлилось по всему моему телу и вырвалось изо рта всполохом пламени. Я спикировал пониже и приветственно завыл.

Вулкан подо мной извергал ДРАКОНОВ!

Драконы всех возможных размеров и цветов поднимались из кратера и взмывали в небо. После еще одного взрыва я спустился вниз, чтобы присоединиться к ним. Когда я спикировал к кратеру, сделав широкий круг, моя чешуя замерцала, превращаясь из яркокрасной в лазурно-голубую, из алой в ярко-оранжевую и темно-фиолетовую, ярко-белую и темно-синюю. А огонь, выдыхаемый мной, казался таким ярким, что жгло глаза.