– Но ведь у тебя есть этот бар.

Хафáй кивнула. Ну да, символически говоря, только благодаря «Седьмому Сисúду» у Хафáй есть свой скелет, свои мысли и воспоминания.

Вдвоем они пили салáма, кофе из бразильских бобов с добавлением сорго и особенных душистых трав, которые Хафáй собирала в горах. Многие посетители, первый раз попробовав его, не обращали внимания на это и попадали в ловушку – пили еще и еще. А выпив всю чашку, многие вдыхали аромат со дна чашки, в котором смешивались запахи леса после дождя, сумерек, гари после лесного пожара, и с того самого момента человек заказывал только этот кофе, исключений практически не бывало. Алиса поднесла чашку поближе к носу. Ее лицо, до этого закрытое, как окно, что прежде никогда не открывали, осветилось слабым лучиком света.

Ящерица остановилась прямо на подоконнике. У смотрящей в окно Хафай засияли глаза, как будто она только что очнулась от долгого сна. Она стала петь.

Слова песни были на языке амúс, и Алиса не поняла ни слова. Вслед за мелодией ее воображение рисовало картины гор, листьев деревьев, а еще ветра, дующего в горном ущелье. На столе рядом с кофейной чашкой была маленькая лужица.

Некоторое время после землетрясения Хафáй не видела Алису. То есть не то чтобы совсем не «видела», просто не разговаривала с ней, но, выглядывая из окна бара, могла по разным деталям угадать, дома Алиса или нет. Например, окно на втором этаже не было закрыто. Однажды ранним утром она увидела, как Алиса вылезла из окна, а потом прыгнула на самую высокую скамейку, на вторую, на третью… Морская вода спокойно окружала дом, оставляя на стенах разводы, линию за линией. Когда Алиса прыгала на скамейки, они шатались из стороны в сторону, и девушка напоминала морскую птицу, при шквальном ветре пытавшуюся задержаться над морем. С наступлением сумерек Алиса возвращалась с большими и маленькими сумками в руках, но все скамейки к тому моменту уже были смыты волнами, уплыли неизвестно куда. Хафáй хотелось спросить, не нужна ли Алисе помощь, но она тут же вспоминала, что Алиса никогда не принимает помощь от других, поэтому ей оставалось лишь тихо наблюдать. Алиса притянула деревянную доску, положила вещи сверху, медленно подтолкнула к окну, запрыгнула в него, а потом дотягивалась руками и забирала сумки одну за другой.

В таком доме разве можно жить?

Но однажды вечером, несколько дней назад, Хафáй стало ясно, что Алиса точь-в-точь как отчаявшийся полевой жаворонок, но почему-то теперь, глядя со стороны, Алиса выглядела как-то по-другому. Хотя так сразу и не скажешь, что именно стало по-другому, но как будто бы Алиса может жить дальше. Сможет ли человек жить дальше или нет, люди вокруг него все-таки способны хоть немного почувствовать. Если же человек внезапно уходит из жизни, обязательно бывает так, что нет никого, кто бы о нем заботился. Поймав себя на этой мысли, Хафáй захотела с кем-нибудь поговорить, но сегодня в баре, как назло, не было ни одного посетителя. Так что Хафáй стала петь, чтобы успокоиться, а слова песни были импровизированной историей одной молодой девушки по имени Хафáй.

Песня вылетела на волю, и вскоре Хафáй увидела, как Алиса открыла окно и теперь держит в одной руке слабого черно-белого котенка, а другой рукой машет ей.

Охаё, – Хафáй смотрела на шевелящиеся губы Алисы, и похоже было на то, что сейчас она говорит ей именно это слово. Правда, Хафáй в этом не была уверена наверняка.

На следующее утро после землетрясения Дахý, подойдя вброд, постучал в дверь Алисы. Алиса высунула голову в окно второго этажа. Дахý облегченно выдохнул. Стоявшая на дороге Умáв издалека махала ей рукой.

– Хорошо, что с тобой все в порядке. Я рано утром два раза приходил, но тебя не видел, и машины твоей тоже не было, вот я и подумал, что все, видимо, нормально. Но все-таки волновался, так что решил проверить еще разок.

– Серьезные последствия? От землетрясения-то.

– Ну, как сказать, тряхануло не слишком сильно, но в Тайдуне на побережье морская вода нахлынула, много чего затопило. Наверное, суша просела. Уже десять лет твердят, что надо деревню переносить, теперь, наверное, и вправду будут переносить. Хотя в метеобюро сказали, что это еще не «большое землетрясение», которое они прогнозировали. Может быть, это было только предвестье. В этот раз несколько десятков человек пострадали, двум или трем совсем не повезло.

Алисе очень хотелось сострадать, но сострадать как-то не получалось. За последние десять лет землетрясения и наводнения стали более частыми, чем когда-либо. Иногда, казалось, начинался просто моросящий дождик, но когда люди выходили, даже не прихватив с собой зонтики, дождик внезапно превращался в ливень. Сейчас вообще не сезон тайфунов, и вдруг три тайфуна подряд прошли. По руслу реки, где раньше можно было пройти, сошли селевые потоки и все затопило. Противопаводковые дороги, построенные с внешней стороны дамбы, превратились в русло реки. По словам рыбаков, выходивших в море, даже береговое течение стало невозможно уловить из-за того, что везде понастроили дамб и волнопоглощающих блоков, а температура воды в каждый сезон отличается от прежней. Но нам пора бы привыкнуть к этому, не так ли? Алиса задумалась.

– Ты поднимешься? Можно через окно залезть, ой, а Умáв как, она-то сможет?

– Ба, дверь уже не открывается? Ты не хочешь ко мне переехать… Ну, я имею в виду, безопаснее будет.

– Да ладно, пока дом стоит, я здесь хочу остаться.

– Ну да, – Дахý хорошо знал нрав Алисы, и понимал, что повлиять на нее не сможет. – Тогда, может, чем помочь?

Алиса задумалась.

– Давай так, если ты в город поедешь, купи там мне чего-нибудь съестного, ладно?

– Без проблем.

Тут раздалось мяуканье.

– Что за звуки?

– Кошка, черно-белая кошка. Спасла в то утро, когда было землетрясение.

– Все нормально?

– Нормально. Подожди-ка, я щас. – Алиса пропала из окна, и через мгновение появилась с исхудавшим котенком в обнимку, черно-белым полосатиком, как бы с черной маской на мордочке. Она взяла котенка за правую лапу и, обращаясь к Умáв, сказала: