— Значит мой чек будет удвоен, — произнесла она, немного помолчав.

Он кивнул, его глаза просто приклеились к экрану. Шредер знал, что эти деньги она никогда не выиграет.

—День Второй, Ричард, — произнес Шредер после позднего завтрака. — Солнце поднялось уже высоко, а мы еще не начали. Что, поздно лег и много выпил?

— Пожалуй, — согласился Гаррисон, чувствуя внутреннее опустошение.

Пища была вкусная и обильная, и он знал, что силы скоро восстановятся. Он думал о прошлой ночи и о Вики и жалел о тех трех с половиной часах, которые они проспали (умерли?) в объятьях друг друга, перед тем как он вернулся в свою комнату.

И ушел он вовремя, потому что через полчаса его разбудили снова. Теперь это была “няня”, сварливая старая фройлен (фрау?), явно привыкшая повелевать. Интересно, что бы она подумала, если бы вошла в комнату часом раньше, или, что еще хуже, вошла в комнату Вики?

— Э... — (он не хотел показывать свою заинтересованность, но... ) — а где, кстати, Вики?

— Вики? Она встала, позавтракала, поплавала в бассейне и вернулась обратно в постель. У нее не такое плотное расписание, как у тебя. К тому же, сегодня утром она выглядела очень усталой. Но не беспокойся, у нас будет поздний ленч, и тогда ты сможешь поговорить с ней, — сказал Шредер.

Она, должно быть, встала сразу после того, как он ушел. Но не ошибся ли он, услышав в голосе Шредера странные задорные нотки. Гаррисон не мог решить окончательно.

— Ты готов? — продолжил Шредер. — Ты, наверно, тоже спал не очень хорошо? Ты тоже выглядишь усталым.

— Готов? — переспросил Гаррисон. — Шестое здание, большой секрет, будущее? уж я-то не уйду спать, обещаю.

— Сначала в библиотеку, — сказал Шредер, — я хочу показать тебе кое-какие книги и задать несколько вопросов.

Гаррисон вдруг почувствовал напряжение.

— А это не будет так же больно, как вчера?

— О, нет, — Шредер покачал головой. — Если я прав, ты даже найдешь все это очень интересным.

Они допили кофе, и Гаррисон отвез Шредера к зданию библиотеки. Там Шредер открыл электронным ключом дверь, сделанную из бронированного стекла.

Затем Гаррисон направил кресло к книжным полкам, рядами выстроившимся вдоль стен. Найдя книги, — сотни, тысячи книг, — он позволил руками пробежаться по их корешкам.

— Эти полки всего лишь два метра высотой, — сказал Шредер. — Ненавижу высокие полки, до которых можно дотянуться только с помощью стула! Но они занимают все четыре большие комнаты на обоих этажах. Здесь более трехсот десяти тысяч книг. Твердые переплеты, мягкие переплеты, журналы, периодика, первые издания, редкие коллекционные экземпляры, бульварные издания. Да, но у них у всех есть одно общее. Можно сказать, единая тема.

— Да что вы? — Гаррисон выразил вежливое любопытство.

— Таинственное, необъяснимое, сверхъестественное, странное, тайные знания...

— Колдовство? Я никогда особо не интересовался...

— На полке, которой ты сейчас касаешься, — перебил Шредер, — стоят книги по сверхъестественному. Около двухсот томов. Справа от тебя — пятьдесят томов по одержимости, слева — тридцать — по алхимии. Здесь у нас астрономия, а дальше по правой стороне — астрология. По астрологии есть еще много книг.

Теперь Шредер стоял. Он взял Гаррисона за локоть и подвел его к стеллажу, стоящему в стороне. Маленький столик около него был завален книгами.

— Как бы то ни было, это моя любимая тема, видишь, у меня здесь есть даже стол, где я могу сидеть и читать, не поднимаясь в обсерваторию.

Гаррисон почувствовал странный холодок. Как будто холодным ветерком подуло от его хозяина, ветерком, похожим на тот, что он почувствовал в саду, когда они искали грибы. Возможно, что-то произошло с голосом Шредера — он наполнился новой (сдерживаемой?) энергией.; Но сдерживаемый или нет этот холодок сказал Гаррисону: что бы Шредер ни говорил или ни делал, следующие несколько минут он будет абсолютно серьезен.

— Ты помнить, что ты ответил вчера вечером, когда я сказал, что мне осталось жить мало времени? — спросил Шредер. — Ты сказал, что...

— Вы будете жить вечно, — закончил за него Гаррисон. Когда он говорил, перед его внутренним взором возникло какое-то слово, оформилось и независимо от его желания сорвалось с губ. — Реинкарнация.

Шредер тяжело задышал, а Гаррисон только улыбнулся. Он всегда быстро соображал. Через мгновение промышленник снова взял его за локоть.

— Сядь, — он пододвинул Гаррисону стул. Они сели около стола, и Гаррисон услышал, как Шредер листает страницы книги.

— Реинкарнация, да. Метаморфоза. Ты веришь?

Гаррисон пожал плечами.

— Наверное, я мало думал об этом.

— Люди думают об этом с тех пор, как самые первые из них научились думать, — произнес Шредер. — И именно поэтому я есть и буду продолжать существовать! У меня более двухсот сорока работ по этому вопросу на всех языках, а их существует еще больше, тех, которых я не удостоил моей коллекции. И я скажу тебе кое-что. Чем старше человек становится, тем он больше об этом думает. Это — как вера в Бога, Чем ближе ты к смерти, тем чаще склонен верить.

— И вы действительно верите, — произнес Гаррисон тоном, констатирующим факт.

— Да, верю. Ричард, у меня есть сын. Благодаря тебе он все еще живет. Он здоров, он будет красивым, умным. У него будет все. Если бы у меня в запасе было двадцать лет, или даже десять, может быть, я смог бы найти путь вернуться — переселиться в тело своего сына.

У Гаррисона возникло желание рассмеяться, но он ничего подобного не сделал, а просто сидел неподвижно. Он все еще чувствовал тот холодок, то напряжение в голосе Шредера, его руки покрылись гусиной кожей. Нет, это было неподходящее для смеха время. Этот человек был совершенно серьезен.

— Вернуться в тело вашего сына? — наконец сказал Гаррисон. — Захватить его разум, вы хотите сказать? Вернуться как Томас Шредер?

Он почувствовал отрицание Шредера, почувствовал, как тот затряс головой.

— Нет, нет. Это невозможно. — (И снова — с видом абсолютной искренности и убежденности). — Это больше было бы похоже на партнерство. Я был бы Генрихом, а Генрих — мной. И мы продолжали бы жить вместе. Но.., у меня нет десяти лет. У меня нет даже десяти месяцев. Генрих маленький ребенок, почти младенец. Он ничего не знает. Вернуться в него, если это вообще возможно, было бы равносильно тому, что потерять себя. Я бы ничего не знал! Ты понимаешь?

— В его неискушенном мозгу, вы, более опытный, разлились бы, растянулись бы, вас осталась бы только малая толика. Даже не зная этого, он изгнал бы вас. Ваша личность исчезла бы навсегда.

— Точно! Твоя хватка удивительна. Теперь холодок усилился. Гаррисон понял, что Шредер наклонился ближе и почувствовал его горячее неприятное дыхание. Он вдруг испугался того, что Шредер мог сказать в следующую минуту. Но того, что произошло дальше, он никак не ожидал.