Но после фразы, брошенной Давидом, Оле; стал много заниматься, несколько раз что-то спрашивал у Дениса; как-то, преодолевая смущение, подошел к Давиду. Наверное, его слова звучали для Олега иначе, чем мои или мамины.

И однажды за ужином, краснея почти до слез, Олег выпалил: „

— Я исправил тройки по алгебре. Контрольную написал на четыре. А у доски сегодня пять получил…

— Это нормальные оценки, — спокойно отреагировал Давид.

Но особенно много внимания требовал Денис. Он задавал Давиду самые разные вопросы: о войне в Ираке, об отношениях с одноклассниками, о курсе доллара, о свойствах химических элементов… Старший, он больше остальных страдал от отсутствия мужского общения. По четвергам Давид брал его с собой на корт. И однажды, вернувшись домой, Денис заговорщицким шепотом сообщил мне:

— Давид Михайлович назвал меня своим сыном!

— То есть это как?

— Сейчас на корте один мужик, надутый такой, спросил: «Дод, кто это?» А он ответил: «Сын».

Мой ребенок сиял.

Денис больше всех подходил в сыновья Давиду — темноглазый, с густыми каштановыми волосами. Он был похож на дедушку, первого мужа моей свекрови, которого мы все, в том числе и Костя, знали только по фотографиям.

И моя собственная жизнь рядом с Давидом становилась осмысленной и наполненной. Я уже не вела часами телефонные разговоры, не пила без конца чай с дешевыми конфетками, не предавалась безнадежным мечтам, не рефлексировала.

Утром, когда в монастыре ударяли в колокола, я уже стояла у плиты. В книжном неподалеку накупила кулинарных книг. Рецепты усовершенствовала, придумывала свое — готовить не надоедало. Труд искупался впечатлениями от того, как ели приготовленное мои мужчины. Я любила смотреть на них, а сама ела мало, что тоже было несомненным плюсом.

По утрам у подъезда нас ждал серебристый автомобиль.

— «Десятка», — тихо присвистнул Олег, увидев машину в первый раз.

Шофер, немолодой мужчина с благородной сединой, галантно распахнул дверцу:

— Садитесь, Марина Ильинична!

Однажды, выйдя из машины у школьных ворот, я столкнулась с директрисой. Та оценивающе посмотрела на автомобиль, заглянула в салон.

«Сейчас посоветует не разрушать чужие семьи», — мелькнула у меня мысль.

Но ничего подобного.

— Я вижу, Мариночка, — завела сахарным голосом директриса, — что ваша жизнь наконец устроилась. И поверьте, от всего сердца рада. Вы молоды, привлекательны и, конечно, заслужили свое женское счастье!

Про женское счастье директриса знала не понаслышке. Четыре года назад она съездила в Арабские Эмираты и в результате сменила неблагозвучную фамилию Срибная на Аль Хабиб.

— Как продвигается ваша статья? — продолжала петь директриса.

— Все в порядке, Галина Васильевна. Надеюсь закончить к двадцатому апреля.

— И прекрасно! Это великая честь — работать с самим Рыдзинским. Если его заинтересуют ваши исследования и он превратит нашу школу в экспериментальную площадку лаборатории, мы сможем рассчитывать на статус гимназии!

«Ах ты лисица! Наполеон в юбке!» — внутренне хохотала я.

Конечно, планы госпожи Аль Хабиб были мне глубоко безразличны. Я писала статью исключительно для собственного удовольствия. В Интернете нашла сайт журнала «Школьная психология». Издание оказалось чисто практическим. Авторы, предлагая ту или иную методику, подробно объясняли, с какой аудиторией и в какой ситуации ее лучше применять.

Во вступлении я порассуждала о том, почему успешные люди необходимы обществу. Потом рассказала о методах и приемах, используемых мной на уроках. Но информации было слишком много, к тому же она была неравноценной, и получался сумбур. Пришлось расположить материал по рубрикам, дать каждой поверхностную характеристику, а в заключении пообещать подробнее в последующих статьях рассказать о каждой рубрике.

Статью в журнал я отослала по электронной почте. Вечером того же дня зазвонил телефон и в трубке раздался знакомый голос бело-розовой девушки:

— Здравствуйте, Марина Ильинична. Журнал «Школьная психология», Ольга Мальченко.

Я поздоровалась и спросила, получили ли они статью. Оказалось, получили.

— Борис Григорьевич просто в восторге. Вы не только талантливый учитель, но и серьезный методист. Надеемся, это будет цикл статей, как вы обещали.

Я так обрадовалась, что на следующий день зашла к Аль Хабиб.

— Уж вы постарайтесь, Марина. И мы вас не забудем. Премию выпишем по итогам учебного года.

Она уже не прикидывалась прекрасной да мой — была самой собой — жизнерадостной теткой из русской глубинки. И это шло ей гораздо больше.

— Журнал принял мою статью!

Я сидела за туалетным столиком в спальне и красила глаза. Мы собирались в ресторан.

— Будут гонорары? — насмешливо поинтересовался Давид.

— Ну, не знаю. Наверное.

— Ты что же, не «просила?

— Не думаю, чтобы Рыдзинский стал обманывать меня.

— Кто это — Рыдзинский? — уточнил он недоверчиво.

— Главный редактор.

— Зачем ты занимаешься этим? Тебе скучно?

Я отложила кисточку и оглянулась. Он сидел на кровати насупившись, как обиженный ребенок.

— Давид, мне не скучно. Но работа — часть моей жизни. Когда я только пришла в эту школу (какое тяжелое было время!), преподавала в классе коррекции. Проще говоря, работала со слабыми, плохо обучаемыми детьми. Кто заикается, кто после сотрясения мозга ничего запомнить не может, кто от малейшего сквозняка простужается и неделями в школу не ходит. Месяца через полтора явилась директриса: срез знаний. А знаний никаких. Кричала она — стекла звенели. И на меня, и на детей. Как только не называла их: дебилы, тупицы, олигофрены. Хорошо, они половины слов не знали. Ладно бы на меня орала. А они-то чем виноваты?! Коррекция!

Мне стало так жалко их! На другой день я приготовила детям совсем простые задания: с подсказками, наводящими вопросами. Всю ночь сидела! Они легко справились, и всем радостно было. Но потом пошли обыкновенные уроки, надо ж программу выполнять. Смотрю: дети мои руки тянут и говорят… правильно, не правильно — не важно… В общем, это называется активизация познавательной деятельности. Короче, нащупала путь. Детей вытащила и в себя поверила… первый раз в жизни.

— А теперь твоим ноу-хау заинтересовался этот?..

— Ну да. Рыдзинский. Мышиный Король.

— Почему Мышиный Король?

— Худенький, серенький, с гордо поднятой головой, — засмеялась я. — Как увидела — сразу сказки братьев Гримм вспомнила. Такой забавный!

: — Забавный? — Давид рассеянно улыбнулся.

И тут я поняла: ревнует. Подошла, села рядом. Он обнял меня неожиданно порывисто. Это была не страсть — тоска, потерянность.