– Уже лучше. Еще разок. -Да.

Я так сосредоточилась на том, чтобы правильно положить свой майодзи, что забыла попросить об обучении.

– А что насчет «Онэгайшимасу»? -Да.

Учительница снисходительно усмехнулась.

– Хорошо, встань, и мы попробуем пару шагов.

–Да.

– Тебе не обязательно отвечать каждый раз, когда я что-то говорю, – сообщила мне иэмото.

– Угу, – пробормотала я.

– И тебе не надо кивать головой, – добавила она. – Теперь повторяй за мной. Положи руки так, а ладони вот так, и посмотри вот туда.

Так это начиналось. Я танцевала.

Традиционные японские танцы очень отличаются от западных. Их чаще танцуют в белых носках– таби, чем в специальной обуви.

Движения, в отличие от балета, очень медленные и направлены больше к земле, чем к небесам.

Однако, как и в балете, все движения требуют огромного напряжения мускулов. Они преподаются как набор фиксированных поз (ката), которые объединяются вместе и формируют самостоятельный отрывок.

Школа Иноуэ считается лучшей школой традиционного танца в Японии, поэтому Иноуэ Иэмото обладают наибольшей властью и достижениями в мире традиционного танца. Это эталон, на который равняются все остальные танцоры.

Немного позже мама Сакагучи сказала:

– Я думаю, на сегодня достаточно. Огромное спасибо вам за вашу доброту и внимание.

Мне это время показалось очень долгим. Иэмото повернулась ко мне.

– Хорошо, Мине-тян, – обратилась она ко мне, – танец, который мы разучивали, называется кадоматцу. На сегодня все.

Кадоматцу – это первый танец, которому обучают детей в школе Иноуэ.

Кадоматцу – это украшение, которое делается из сосновых веток. Мы вешаем их у себя в домах на новогодние праздники. Они очень нарядные и хорошо пахнут, а у меня они еще и ассоциируются со счастливыми временами.

– Да, – сказала я.

– После того как скажешь «да», ты должна сесть и сказать «спасибо», – объяснила мне учительница.

– Да, – снова сказала я.

– Прежде чем ты выйдешь из студии, ты должна еще раз сказать «спасибо», и только потом «до свидания». И в последний раз поклониться. Ты поняла?

– Да, я поняла. До свидания, – ответила я, возвращаясь под надежное крылышко мамы Сакагучи, которая ласково мне улыбалась.

Прошло много времени, прежде чем я научилась не только понимать, но и правильно выговаривать слова, однако еще дольше пришлось мне привыкать к диалекту гейко, чтобы нормально воспринимать его. Версия диалекта, принятая у нас дома в Киото, была языком аристократии. Язык этот был даже медленнее и мягче, чем вариант, используемый в Гион Кобу.

Мама Сакагучи погладила меня по голове.

– Это было прекрасно, Минеко, ты очень хорошо поработала, – ласково сказала она. – Ты очень умная девочка.

Улыбка тетушки Оима почти не была видна.

Я не совсем понимала, что сделала для того, чтобы заслужить такую похвалу, но была очень рада тому, что обе они выглядели такими счастливыми.

Ивасаки окия располагался на один квартал южнее Шимонзен на улице Шинбаши и на три дома восточнее Ханамикоджи. Мама Сакагучи жила на другой стороне Ханамикоджи, на шесть домов западнее нас. Танцевальная студия иэмото находилась на один квартал западнее и на один квартал севернее Шимонзен. Театр Кабурендзё располагался на шесть кварталов южнее. Ребенком я посещала все эти места.

Шикарные витрины магазинов на улицах Гион Кобу демонстрировали все, что производилось в стране. Помимо сотен окия и очая, там были различные магазины: продуктовые, цветочные, по продаже украшений для волос, а также художественные галереи. Соседство было тесным, все располагалось компактно.

Моя жизнь стала гораздо более насыщенной после 6-6-6. Я начала брать уроки каллиграфии у прекрасного человека по имени дядюшка Хори, жившего во втором от нас доме, а также уроки кото, пения и шамисэна у его дочери, она была мастером дзюита (стиль пения и игры на шамисэне, особенного для района Киото). Для школы Иноуэ это было важно. Кото и шамисэн – струнные инструменты, которые были привезены в Японию из Китая. Кото – большой напольный тринадцатиструнный инструмент, шамисэн – меньший, трехструнный, играют на нем почти так же, как и на альте. Под аккомпанемент этих двух инструментов мы танцуем большинство наших танцев.

Кроме того что я каждый день брала эти уроки, я каждое утро чистила туалеты и ежедневно в полдень ходила на уроки танцев.

Теперь, когда я стала старше, мне нужно было вести себя как атотори. Мне было запрещено кричать, использовать нецензурные или грубые выражения или делать то, что не подобает наследнице. Тетушка Оима стала заставлять меня использовать в речи диалект Гион Кобу, от чего я продолжала упорно отказываться. Но теперь она все время исправляла меня. Мне нельзя было бегать по дому или округе. Меня все время предостерегали и оберегали, чтобы я не поранила себя или что-нибудь не сломала, особенно ногу или руку, ведь это могло испортить мою красоту и помешать танцам.

Тетушка Оима всерьез взялась обучать меня тому, как быть ее наследницей. Если до этого я могла играть в то время, как она занималась делом, то теперь она стала рассказывать мне, чем именно занимается. Потихоньку я начала понимать, что происходит, и понемногу стала участвовать в ежедневной рутине Ивасаки окия уже намного более сознательно.

Мой день начинался рано. Я продолжала просыпаться раньше остальных обитателей окия, но теперь у меня были свои обязанности. Пока я работала в туалетах, Кунико просыпалась и принималась готовить завтрак. Затем вставали служанки и постепенно начинали приступать к своим повседневным делам.

Они убирали Ивасаки окия внутри и снаружи. Во-первых, подметали улицу напротив Ивасаки окия, а потом и дорожку, что вела ко входу в дом. Они разбрызгивали по дорожке воду и насыпали по бокам от входа небольшие кучки соли, чтобы очистить вход в дом от злых духов. Во-вторых – они убирали гэнкан и расставляли обувь каждого обитателя дома, поворачивая ее носками к выходу, чтоб хозяева обуви были готовы к выходу в мир. Внутри дома служанки убирали комнаты и выносили все те вещи, которыми мы пользовались предыдущим вечером. К тому моменту, когда просыпалась тетушка Оима, все было на своих местах.

Под конец служанки приводили в порядок буддийский алтарь, возле которого тетушка Оима молилась каждое утро. Они протирали пыль со статуй, заменяли курительницы благовоний и ставили в подсвечники новые свечи. То же самое они проделывали и со святыней синто, которая стояла на высокой полке в углу комнаты.

Люди, живущие в Гион Кобу, оказались очень набожными. Наша жизнь была заполнена религиозными и духовными ценностями, основами японской культуры. С практической точки зрения наша повседневная жизнь была плотно переплетена с различными церемониями и праздниками, делившими японский календарный год, а мы воспроизводили их настолько верно, насколько могли.