— Вот, узнаю тебя прежнюю, — улыбнулся он. —А то я уже беспокоился, какая-то ты стала смирная, говоришь тихим голосом, неругаешься.

— Ладно, можешь проститься с Горацием и отбывать к себедомой. Если что-то будет нужно, я сама тебе позвоню.

Аристид де Бельмон грустно смотрел на меня с обложки своегоромана. Ничего, завтра мы все наверстаем!

Перед сном я достала тетрадку Валентина Сергеевича, еще разпосмотрела на рисунок дома. Дом несомненно тот же. И собака — Гораций. И что изэтого следует? Только то, что у старика бывали просветления. И стишок Маршакаон вспомнил полностью. Я закрыла тетрадь с тяжелым сердцем.

Проснулась я рано совершенно самостоятельно. Никто не звонилв дверь и не обрывал телефон. Значит ли это, что началась новая жизнь, что Олегпоговорил со всеми моими мужьями и дал, так сказать, отбой воздушной тревоги?Будем надеяться на лучшее. А пока все по плану: утренний туалет и водныепроцедуры, то есть прогулка с Горацием под проливным дождем. И наконец ядорвалась до Бельмона, отключив предварительно телефон.

И только вечером, когда я спохватилась и включила телефонобратно, позвонила рассерженная следователь Громова и сказала, что с утратребует меня на повторный допрос, и где это, интересно, я хожу, если всемговорю, что работаю дома, потому что она, Громова, целый день до менядозвониться не может.

Единственный ответ, который пришел мне в голову, это «Неваше дело», но ведь с работниками милиции нельзя так хамски разговаривать, этонеразумно, все равно что дразнить тигрицу в клетке, у которой сломан замок надверце. Я представила себе следователя Громову в образе полосатой тигрицы всером костюме и в очках. Зрелище впечатляло. Поэтому я кротко поинтересовалась,к какому часу мне являться завтра. Громова ворчливо ответила, что к двум.

С утра за всей суетой я не успела сосредоточиться иподумать, а какого черта, собственно, Громовой от меня нужно на повторномдопросе.

Анна Николаевна Громова сидела в кабинете абсолютно в такойже позе, то есть писала за столом. Только костюм был другой — в клеточку, а таквсе то же самое — блузка, очки и выражение лица. Оторвавшись от своей писанины,Громова молча выложила передо мной потертую кожаную сумку.

— Узнаете?

— Вроде бы у Луизы была такая, — неувереннопроговорила я.

— Вы не мнитесь, сумку эту уже опознала соседка, —строго проговорила Громова.

— А что вы тогда от меня хотите? Нашли убийцу?

— В том-то и дело, что нет, — вздохнулаГромова. — Мы, естественно, предупредили участковых в вашем районе насчетубийства, чтобы посматривали там, может, что вырисуется. Есть там такойтип, — она заглянула в записи, — Селиванов Е. К. Несимпатичнаяличность, алкоголик, но не бомж, промышляет на помойке бутылками и всякойдрянью. И вот вчера утром стоял он у магазина и продавал вот эту вещицу, —она протянула мне изящный футляр от очков.

Старинная вещь в хорошем состоянии.

Футляр я сразу узнала, Луиза мне его показывала.Действительно, красивая штучка, слоновая кость, инкрустированная перламутром,Луиза говорила, что футляр остался ей от отца.

— Это Луизин, — сказала я.

— В общем, тут как раз совершенно случайно милициястала гонять теток у магазина, кто-то и обратил внимание на футляр.

Видно же, что вещь краденая. Так Селиванова и взяли, потомнашли у него сумку. Все там было цело: косметичка, очки, платочек носовой. Небыло только кошелька, документов — пенсионного удостоверения — и статьи, что выотдали ей в тот вечер.

— И что из этого следует? — тихо спросила я, меняначали одолевать мрачные предчувствия.

— Я продолжаю, — невозмутимо откликнуласьГромова. — Селиванов клянется, что женщину не убивал. Шел, говорит,вечером, увидел, что она мертвая в будке лежит, и рассудил совершенносправедливо, что ей сумка больше не нужна. Взял сумочку и пошел себе своейдорогой.

— Мерзость какая! — не выдержала я.

— Это наш контингент, — вздохнула Громова.

— И вы ему верите? — вскричала Я. — Верите,что не он убил?

— Как ни странно, верю. Во-первых, характеризуется онкак человек тихий, мухи, что называется, не обидит, — усмехнуласьГромова. — Во-вторых, если бы вы его видели, вы бы тоже поверили. Он ужедо такой стадии истощения дошел, что ему не то что шнуром задушить, ему и сумкувырвать-то у здорового человека — и то проблема. Физически он на убийство неспособен.

— И что из этого следует? — опять повторила я.

— А из этого следует, гражданка Воробьева, — тутГромова сняла очки и положила их на стол, — что некто убил Плойкину скакой-то ему одному ведомой целью, но только не с целью ограбления. Потому чтоесли бы это был грабитель, то футляр для очков он бы точно забрал — вещьценная. А так убийца просто имитировал ограбление, потому что конец месяца,пенсия давно была, и денег в кошельке у Плойкиной было мало, так соседкаговорит. Зачем убийца забрал удостоверение — понятно, чтобы не опознали труп. Онне проверил карманы куртки, а там лежала ваша квитанция, поэтому труп Плойкинойидентифицировали на следующий день. А вот зачем он забрал статью…

— С той же целью, потому что там была ее фамилия!

— Вот, кстати, насчет статьи, — оживиласьГромова. — Как я уже говорила вам, когда мы встречались в прошлыйраз, — тут она снова надела очки, что меня начало несколькораздражать, — покойная Плойкина была на пенсии и подрабатывала дежурствомна телефоне. И как утверждает соседка, никакой научной деятельностью Плойкинане занималась с тех самых пор, как вышла на пенсию. Да и когда работала-то…Знаете, есть ученые, а есть сотрудники. Так вот Плойкина была сотрудницей. Тоесть в свое время она, конечно, закончила высшее учебное заведение и пришлаработать в институт биохимии, и так там и трудилась скромно, даже кандидатомнаук не стала. И статей у нее никаких не было, только в соавторстве оченьдавно.

Так вот я вас, гражданка Воробьева, спрашиваю: за чем она квам приходила?

Сделав театральную паузу, Громова добавила, помолчав:

— Потому что ни о какой монографии в данном случае неможет быть и речи.

— Н-да-а, я и сама понимаю, — пробормоталая. — Но уверяю вас, она пришла именно за этим, то есть искала свою статью.

Возможно, у нее была навязчивая идея? — предположила ябез всякой надежды на то, что Громова купится на такой трюк.

— Возможно, — сухо ответила Громова. — Тогдапереходим ко второму вопросу.

Поскольку на убитой была надета ваша куртка, то можнопредположить, что ее перепутали с вами. Ну, дождь, темно. Так вот: у вас нетврагов, вы никого не подозреваете?

Вот чертова тетка, доперла-таки! Хотя, возможно, она этотак, для проформы. Но я не хотела ни в чем признаваться Громовой, потому чтомне самой было не все ясно.