– Я лучше возле вашего дома оставлю, – не стал возражать Данимир. – Не угонят за два дня.

– Хорошо, выходите, я догоню.

Мужчины оделись, спустились во двор.

Погода стояла тихая, давно стемнело, но снег сверкал в лучах фонарей, и звёзды в небе казались россыпями новогоднего конфетти.

Вышла Юстина с красно-белой сумкой, в белой шубке, в белой же пушистой шапочке, превращавшей её в студентку колледжа, и в красивых узорчатых сапожках фирмы «Вязьма».

Прохор взял у неё сумку.

– Ну и где твои мальчики?

Словно услышав его слова, во двор один за другим въехали два одинаковых серебристых джипа «Рендж Ровер». Распахнулись дверцы, из обоих вышли высокие плечистые парни в обычных гражданских костюмах: пуховые куртки, джинсы, вязаные шапочки.

– Лёша, поедешь во второй, за нами, – скомандовала Юстина. – Ничего особенного не предвидится, но смотреть в оба.

– Есть. – Парни понятливо кивнули и скрылись во втором джипе.

– Мы поедем в этом. – Юстина первой направилась к машине.

Уложили сумки, сели: Саблин впереди, Прохор и Юстина сзади. Водитель, белобрысый крепыш, поздоровался, тронул джип с места.

Через час они были за городом.

Деревня Ляховцы насчитывала около сотни дворов, окружавших лобную площадь с церковью Бориса и Глеба, построенной в далёком тысяча восемьсот шестьдесят третьем году.

Кроме церкви, достопримечательностями деревни можно было назвать отдельно стоящую часовню, памятник воинам, погибшим в Великую Отечественную войну, двухэтажный гостевой дом с кафешкой и пруд.

На краю деревни располагались домики и выгон ЗАО «Нива», на котором трудилось большинство населения деревни, на другом – пекарня, а за деревней, где улица Центральная переходила в междугородную трассу, красовался небольшой посёлок ВИП-жителей из пяти коттеджей за высоким красным забором.

Дом бабушки Лукерьи Ивановны стоял почти на берегу пруда, нынче замёрзшего и заметённого снегом, ничем не отличаясь от других таких же хат конца двадцатого века. Коттеджем назвать его не поворачивался язык. Весёленькой голубой расцветки, с шиферной крышей, крыльцом и верандой, он тоже утопал в снегу за шеренгами отлично ухоженного яблоневого сада.

Лукерья Ивановна, действительно божий одуванчик, маленькая, седая, улыбчивая, молодоглазая, приняла гостей хорошо, отвела им всю горницу и одну из спален; дети её давно разъехались по городам и весям России, комнаты пустовали, и в них всё сохранялось в том же идеальном порядке, который поддерживался уже полвека.

«Мальчики» Юстины не остались ночевать у хозяйки. На вопрос Прохора:

– А они как же?

Юстина ответила:

– За них не беспокойся, они устроятся.

Таким образом, Юстина с Прохором легли в горнице поздним вечером, а Саблин – в детской.

Проснулись в хорошем настроении, да и утро двенадцатого января выдалось хоть и морозным, но ясным и солнечным.

Русской печки дом Лукерьи Ивановны не имел, зато у неё был ТЭН и система обогрева, поэтому в доме было тепло.

Юстина встала раньше, чтобы помочь хозяйке с завтраком: продуктов они привезли из Суздаля много, – однако, как оказалось, помощи, равно как и привозных продуктов, кроме хлеба, не потребовалось.

Лукерья Ивановна, предупреждённая приятелем Саблина, приготовила овощной плов, сырники, блины и подала со сметаной, вареньем и молоком.

Мужчины налегли на эти простые яства, будто не ели три дня, и умололи за пять минут. Поблагодарили. Саблин преподнёс хозяйке красивую керамическую кружку:

– Это вам от нас!

– Ой, да не надо, милые мои, – застеснялась старушка, – вон их сколько у меня.

Действительно, кружек разного фасона и размера в горнице и на кухне было полно, они теснились на всех полках и в нишах, очевидно, коллекцию собирал кто-то из домочадцев.

– Полно, а такой нет.

– Благодарствую, гостеньки, сын всю жизнь собирал, да мне и оставил, живёт во Владимире, а там квартирки махонькие.

Лукерья Ивановна поставила кружку на одну из полок.

– Я вам помогу прибраться, – встала Юстина.

– Не надо, управлюсь, – отказалась Лукерья Ивановна, – самой делать нечего.

– Пошли во двор, – предложил Прохор, – там есть на что посмотреть.

Оделись, вышли, окунаясь в чистейший морозный воздух и солнечные лучи, шалея от свежести и тишины.

– Красота! – втянул воздух носом Саблин. – Жаль, лыжи не взяли.

– Давайте займёмся делом, – предложила менее романтично настроенная Юстина.

– Предлагаю начать с самого простого, – сказал Прохор, оглядываясь по сторонам; ему самому не терпелось проверить свои способности. – Что мы здесь видим?

Видели они ухоженный, почти свободный от снега двор, окружённый деревянным забором.

Справа стоял сарайчик под железной крышей, прикрывающий бугор погреба.

Слева располагался сарай побольше, кирпичный, где хозяйка содержала кое-какую живность: козу, гусей и кур.

Рядом с сараем виднелся дощатый навес, под которым были поленницами уложены берёзовые и сосновые дрова.

В дальнем углу двора красовался под шапкой снега штабель кирпичей.

По двору бродили куры – белые, рябые и рыжие, и молодой петух, косо поглядывающий на людей. Они выискивали в снегу зёрна пшена.

– Полено, – предложил Саблин.

– Кирпич, – предложила Юстина, не совсем уверенная в трезвости всей компании.

Во двор выскочила Лукерья Ивановна, закутанная в пуховой платок.

– Может, вам чего надо достать из погреба? Так вы не стесняйтесь.

– Не надо, – отказалась Юстина, – спасибо.

– Солёных огурчиков, – вдруг сказал Саблин. – И яблочек мочёных.

Юстина посмотрела на него, сдвинув брови, потом поняла, для чего он просит деликатесы.

– Сейчас, милые мои. – Старушка шмыгнула в погреб.

– Посмотри на улице, – попросил Прохор, – за нашим домом никто не следит?

– Кто надо следит, – бросила Юстина. – Всё тихо.

Прохор понял, что мальчики опергруппы Юстины не просто привезли пассажиров в деревню, а призваны контролировать все подходы к дому Лукерьи Ивановны.

Хозяйка вынесла миску солёных огурцов и мочёных яблок.

– Сейчас будете или к обеду поставить?

– К обеду, – сказал Саблин. – Возьму по одной штуке на пробу.

Он выбрал огурчик и яблоко, понюхал.

– А пахнет! Божественная еда!