Я не знаю, кто и зачем мутит народ. Впрочем, подозрения у меня имеются. Выскажу их вам при условии, что вы сожжете это письмо — разумеется, предварительно выучив наизусть его содержание.

Полагаю, на севере что-то затевается. Герцог Вейенто, ближайший родственник королевы, принципиально не желает иметь ничего общего с Эльсион Лакар. На протяжении многих поколений род Вейенто не смешивался с эльфами, и ни одного представителя древнего народа и близко не подпускали к рудникам, шахтам и заводам севера. Я никак не могу обосновать — пока! — свои подозрения. Но меня не оставляет уверенность в том, что Вейенто готовит государственный переворот. (Письмо сожгите!). Кровь Эльсион Лакар оскудевает, наследный принц — уже почти совершенный человек, и даже ее величество королева практически не эльфийка. Ибо истинные эльфы — темнокожи, почти черны, и глаза у них имеют совершенно иной разрез (и это можно видеть на старинных портретах).

Когда эльфийская кровь окончательно утратит силу и наша земля перестанет быть плодородной благодаря древнему «волшебству» (на самом деле это не волшебство, но иного слова для обозначения этого чуда я сейчас подобрать не могу) — итак, когда такое случится, страна окажется во власти Вейенто. Человеческий труд, неустанный и тяжелый, будет создавать условия для нашего процветания. Человеку уже сейчас надлежит готовиться к неизбежному. Незачем рассчитывать на эльфийскую кровь. У людей и без эльфов всегда недурно получалось возделывать землю, выращивать плоды и всякий там скот, не говоря уж о прочих исконных занятиях человечества, вроде кузнечного ремесла, ткачества, бортничества и уборки навоза. (Заметьте, я цитирую лозунги исключительно наших политических противников, однако знать их необходимо — хоть вы и сидите в своем чудесном академическом саду, погруженные в свои ученые грезы.)

Подвожу первый итог. Родственник королевской династии, принципиальный противник Эльсион Лакар, никогда не допускавший в свою семью эльфов, герцог Вейенто исподволь готовит почву для своего государственного переворота.

До меня доходили слухи о том, что где-то на севере выследили и убили двух или трех человек, в которых заподозрили эльфийское происхождение. Обратите внимание: те несчастные вовсе не были эльфами. Убийцы лишь подозревали их в том, что эльфами являлись какие-то их дальние предки. Все это наводит на размышления.

...морщить нос, Эмери, — продолжал Адобекк (в этом месте от письма был оторван клочок). — Я от волнения даже сжевал уголок почтовой бумаги, так беспокоит меня вышеизложенное. Равно как и нижеизлагаемое, кстати.

Вас это касается, поскольку вас касается все происходящее в Королевстве — на то мы и дворяне.

Кажется, я до сих пор не написал вам главного. В моих деревнях были беспорядки. Целых два больших беспорядка! И не обычные неустойки, с которыми мои управляющие превосходно справляются, пустив в ход такие научные, высокоэффективные приборы, как палки, угрозы смертной казни, размахивание дубиной и списки оштрафованных. Нет, это были практически бунты.

Если вы посещаете курс почвоведения в своей превосходной Академии, то вам должно быть известно о существовании двух сортов хлеба: так называемого «эльфийского» — белого, который растет в специфических условиях нашего Королевства, и так называемого «человечьего», то есть черного, который растет везде наравне с лопухами и прочей неубиваемой травой.

Разумеется, белый хлеб предпочтительнее, потому что он вкуснее, от него не раздувает живот — да и растет он в наших условиях лучше. И вот в двух моих деревнях отказались высаживать белый хлеб. Дескать, надлежит людям заботиться о людях, а разные эльфийские ухищрения нам ни к чему. Следует заранее готовиться к тем временам, когда никого из Эльсион Лакар не останется в Королевстве и особенно — на королевском троне. (Я снова цитирую лозунги наших политических противников.)

Эти сволочи довели меня до того, что я вынужден был написать короткое, гнусное слово «согласен» на отчаянной просьбе одного из моих управляющих — прислать в эти деревни отряд копейщиков и силой вернуть несчастным крестьянам здравый рассудок. Занятие неблагодарное и неблагородное.

Я уверен, что здесь поработали какие-то посторонние силы. Никто из моих людей не стал бы бунтовать, не будь подстрекательства. Вопрос: кому выгодно? Ответ: герцогу Вейенто.

Проклиная все на свете, я отдал этот приказ, и бунтовщиков разогнали. Если бы они поступили по-своему, вполне возможно, у нас был бы недород — и как следствие голод. Ну, не такой голод, от которого вымирают целые деревни и города, но все-таки ощутимый. Несколько неурожаев подряд могут завершиться катастрофой.

Вопрос — кому это выгодно? Кто выиграет от беспорядков и бедствий на юге? Ответ — север.

Мне пришлось также отдать распоряжение — чтобы часть моих крестьян продали на заводы. Если герцог Вейенто так любит бунтовщиков, то пусть кормит их собственной грудью. Время от времени на шахтах возникает нужда в новых людях. Особенно после больших обвалов.

Отчасти это письмо служит оправданием, сравнительно небольшой сумме, которую я посылаю, отчасти объясняет мое дурное настроение; но главная его цель — побудить вас усерднее посещать занятия по гидропонике.

Остаюсь вашим преданным другом и умудренным старшим родственником.

СОЖГИТЕ ПИСЬМО!!!»

Первым послание Адобекка изучил Эмери. Ренье сидел скучный: ни новых узоров для вышивки, ни интересных книг дядя не прислал, что до письма, то рано или поздно Эмери позволит брату завладеть стопкой мятых, перепачканных листков — читай, сколько влезет.

— Держи. — Со вздохом Эмери сунул брату творение дяди.

Ренье взял, оглядел все кляксы и пятна, щедро украсившие бумагу.

— О чем он хоть пишет?

— В деревнях беспорядки, будет продавать часть крестьян, а так — все по-старому, — сказал Эмери. — Когда закончишь читать, брось письмо в печку. Дядя опасно откровенен. Я бы даже сказал — неприятно откровенен. Впрочем, насколько я успел понять наших родственников, все они всегда отлично отдают себе отчет в своих поступках.

— Будем подражать им в этом похвальном стремлении, — сказал Ренье, отчаянно зевая. Он спалил в камине дядино послание, так и не одолев его, после чего повалился на кровать, где нетерпеливо дожидался его последний утренний сон.

По сравнению с Софеной Аббана, довольно рослая и крупная, казалась хрупкой. Софена покровительствовала подруге.

Вечерами они сидели в любимой беседке за библиотекой, любовались игрой угасающих солнечных лучей в разноцветных стеклах и разговаривали, перебирая события уходящего дня.

— Как тебе новенькая? — поинтересовалась Аббана.

Софена запустила пятерню в свою непокорную гриву.

— С большими претензиями девушка, — сказала она после долгого молчания.