— Это правда, — ответил епископ Кёльнский. — Но у меня, сам не знаю почему, нет большого доверия к этой затее, хотя к ней привержены четыре кардинала — Неаполитанский[8], Перигорский[9], Альбанский[10]и Остийский[11].

— Но известно ли все-таки, что задерживает этот поход? — спросил Уолтер.

— Ссора между королем Арагона и королем Майорки, где третейским судьей стал Филипп де Валуа.

— Но серьезна ли причина этой ссоры?

— О да, весьма серьезна, — многозначительно ответил епископ Кёльнский. — Педро Четвертый принял от Хайме Третьего присягу в верности ему королевства Майорка, а сам отправился присягать в верности своего королевства к папе в Авиньон; но, к несчастью, во время торжественного въезда этого государя в папскую столицу оруженосец короля дона Хайме задел хлыстом круп коня короля Арагона. Король обнажил меч и погнался за оруженосцем, который едва ноги унес. Такова причина войны. Из сего вы можете заключить, что арагонского короля не без оснований прозвали Церемонным.

— Но это еще не все, — прибавил Артевелде. — В самый разгар сложностей, вызванных королем Арагона, король Давид Шотландский и его супруга приехали в Париж, ибо Эдуард Третий и Балиол оставили им в Шотландии такой маленький королевский домен, что они посчитали зазорным для себя жить там ради четырех крепостей и одной башни, коими они там еще владеют. Правда, если бы Филипп де Валуа послал в Шотландию на помощь Алану Випонту или Агнессе Черной лишь десятую часть армии, с которой он намеревается идти в Святую Землю, то это чертовски могло бы поправить дела Давида Шотландского.

— Не думаю! Я полагаю, что Эдуарда вряд ли сильно беспокоит Алан Випонт и его замок Лох-Ливен, а заодно и Агнесса Черная, хотя она дочь Томаса Рандольфа, — пренебрежительно возразил Уолтер. — После последнего похода Эдуарда в Шотландию дела там очень изменились; не имея больше возможности сразиться с Джеймсом Дугласом, король за все отомстил Арчибальду: волк поплатился за льва. Теперь ему принадлежат все южные графства; ему преданы коменданты и шерифы главных городов; Эдуард Балиол от имени Шотландии присягнул ему на верность, а если бы короля вынудили снова вернуться в Шотландию, то он доказал бы Алану Випонту, что его дамбы прочнее дамб сэра Джона Стерлинга[12]; графине Марч он докажет, что ядра, выпускаемые его орудиями по крепостным стенам, осыпают не только пылью[13]; если же Уильям Спонс еще состоит у нее на службе, то король позаботится прикрыть свою грудь латами из достаточно закаленной стали, чтобы доказательства любви Агнессы Черной не проникли ему в сердце[14].

В эту минуту разговор был прерван звоном напольных часов, пробивших девять. Поскольку сей предмет обстановки был изобретен совсем недавно, он привлек внимание сеньоров; сам же Артевелде (то ли он не хотел, чтобы на стол подавали новую перемену блюд, то ли желал дать знак, что ужин окончен) встал и, обращаясь к Уолтеру, сказал:

— Господин рыцарь, я вижу, что вы желаете, подобно епископу Кёльнскому и маркизу Юлиху, рассмотреть устройство этих часов. Подойдите же поближе, уверяю вас, это прелюбопытнейшая вещь. Она предназначалась для короля Англии Эдуарда, но я предложил мастеру, сделавшему ее, такую хорошую цену, что он отдал предпочтение мне.

— И как же зовут изменника, что позволяет вывозить английские товары, невзирая на запрет своего короля? — с улыбкой спросил Уолтер.

— Ричард Уоллингфор. Это достойный бенедиктинский монах, аббат из монастыря Сент-Олбанс, изучивший механику в кузне своего отца; он десять лет трудился над своим творением. Посмотрите, часы показывают, как движутся планеты и как солнце за двадцать четыре часа обходит вокруг земли; по ним также можно наблюдать морские приливы и отливы. Бьют же они, как вы видите, при помощи медных шаров, ударяющих по колоколу из того же металла; число ударов соответствует тому часу, что они должны показывать, а с наступлением каждого нового часа из своего замка выходит кавалер, занимая пост на подъемном мосту.

Не спеша налюбовавшись этим чудом, гости откланялись; задержавшийся Уолтер тоже собирался удалиться, но Жакмар положил ему руку на плечо.

— Если я не ошибаюсь, господин рыцарь, мы увидели вас у ворот нашего дома в обществе Гергарда Дени, когда вы только что въехали в славный город Гент? — спросил он.

— Совершенно верно, — ответил Уолтер.

— Я так и подумал, а посему позаботился о вашем размещении.

— Я поручил это дело Роберту.

— Роберт устал, его мучат голод и жажда, у него не будет времени подыскать жилье, достойное вас. Я послал его поужинать вместе со слугами наших гостей, а на себя взял заботу проводить вас в приготовленную комнату и оказать подобающие почести.

— Но еще один гость в такое время, когда у вас и без меня собралось столь большое общество, непременно причинит вам значительные неудобства, а помимо этого, создаст сильно преувеличенное представление о важности вновь приехавшей особы.

— Пусть вас не волнуют эти неудобства… Комната, где вы расположитесь, принадлежит моему сыну Филиппу: ему всего десять лет от роду, и он не слишком огорчится, если ее займете вы. Она соединена с моей комнатой коридором, а сие означает, что вы сможете приходить ко мне, а я к вам, и никто об этом не узнает; кроме того, из нее на улицу есть отдельный выход, так что вы сможете принимать у себя кого пожелаете. Что касается важности вашей особы…