Зато если уж Эдуард привязывался к кому-то душой, то проявлял свои чувства открыто, мог быть «восхитительно щедрым» и неуклонно верным. В обществе он был обходителен, умел вести беседу, интересно рассказывал и остроумно шутил. Он был также хорошим, любящим отцом своим детям.

Ко всему прочему король был искренне благочестив и особенно поклонялся святому Фоме Беккету[33]. Королева Изабелла вскоре разделила с ним это поклонение. Они оба часто навещали гробницу убиенного святого в Кентербери; Эдуард побывал там целых шестнадцать раз. Король часто посещал мессы, проводил немало времени со своими капелланами и щедро раздавал милостыню. Он оказывал особое почтение монахам-доминиканцам, для которых основал и щедро украсил обитель в Лэнгли.

Однако всех добрых качеств Эдуарда было недостаточно, чтобы завоевать уважение своего народа; напротив, его недостатки, в частности, неразборчивость при выдвижении фаворитов и упорное предпочтение всего, что касалось этих фаворитов, государственным делам, а также откровенная гомосексуальность, наносили ущерб самому институту монархии. По сути, ни один из королей Англии не навлек на себя столько порицаний современников, как Эдуард II.

* * *

Эдуард II начал царствовать на волне общественного одобрения, но безответственно пренебрег этим, увлекшись выдвижением Гавестона, который стал теперь «особой, о коей больше всего говорят» при дворе. Король относился к Гавестону как к ровне и кровному брату, чуть ли не второму королю и соправителю, прислушиваясь к его советам и отвергая «советы других вельмож», и раз за разом выдавал ему тысячи фунтов из своей уже основательно опустевшей казны. Именно Гавестон, а не знатные вельможи, контролировал систему королевского патронажа и вдобавок брал взятки, чтобы предоставить людям желаемые ими блага. Это оскорбляло знать, которая не считала справедливым платить за привилегии, по обычаю предоставляемые непосредственно королем. Казалось, в Англии было теперь два короля — «один по имени, другой взаправду».

Узурпация Гавестоном прав на оказание покровительства частным лицам была одной из главных причин «гнева и ревности» баронов. Другая, видимо, заключалась в отвращении, которое они питали к его развратной связи с королем. Но наиболее непереносимой была его наглость. Согласно «Жизнеописанию Эдуарда Второго»,

Отметим, этот же летописец твердо верил, что «если бы Пирс с самого начала вел себя с вельможами благоразумно и скромно, ни один из них не стал бы его противником». Но Гавестон ничем не поступался, чтобы утешить баронов; безмерно бестактный, он, похоже, лез из кожи вон, чтобы возбудить их гнев, не задумываясь о последствиях. Король же, «вообще не способный любить наполовину, в отношении к Пирсу, говорят, забывался совершенно» и ничего не делал, чтобы укротить его: «чем горячее люди нападали на Гавестона, тем крепче король любил его». Оба они вели очень опасную игру.

Из всех свидетельств без сомнения явствует, что уже с самого начала женитьба Эдуарда ничего не изменила в его отношениях с Гавестоном. По сути, брак лишь наглядно выявил силу «чрезмерной и безрассудной» привязанности короля к фавориту, которого он «обожал с удивительной преданностью», что разожгло ревность не только знати, но и маленькой заброшенной королевы. Роберт из Рединга бичует «безумную страсть короля Англии, который был так поглощен собственной порочностью и жаждой греховных запретных услад, что удалил от себя жену-королеву и презрел ее сладостные объятия». Адам Мыоримут передает ходившие в то время слухи о том, что Эдуард «любил злого колдуна больше, чем свою жену, не только очаровательную даму, но и весьма красивую женщину».

Изабелла ненавидела Гавестона, по крайней мере сначала, и, конечно же, была оскорблена его влиянием на короля и тем фактом, что он занимал более сильную позицию, чем она сама. Она говорила отцу, что этот человек стал причиной «всех моих бед, вызвав у короля Эдуарда отчуждение ко мне и создав вокруг него дурное общество», и что муж был «совершенно посторонним моему ложу». Но поделать с этим что бы то ни было она не могла.

Конфликт между королевой и Пирсом никогда не проявлялся открыто. Видимо, Изабелла благоразумно удерживала свои чувства при себе и избегала высказывать жалобы вслух, чтобы не подорвать надежды на установление добрых отношений с мужем; об этом свидетельствует высказывание Эдуарда в 1325 году, что за все годы он «лишь один раз отчитал ее в беседе с глазу на глаз — за то, что была слишком горда». Но даже если бы она стала предъявлять ему претензии по поводу общения с фаворитом, ничего хорошего этим добиться было нельзя. Как можно было упрекать короля в том, что он предпочитает общество мужчины-ровесника обществу маленькой девочки?

Видимо, именно как ребенка, и не более того, воспринимал Изабеллу Эдуард. Он и вел себя соответственно, время от времени проявляя к ней поверхностный интерес. Конечно, для девушки, воспитанной с сознанием собственной значительности и высокого предназначения, такое отношение было обидным и оскорбительным, и многие дворяне, сочувствуя ее беде, были готовы стать на ее сторону.

Пока звезда Гавестона восходила все выше, у Изабеллы было мало шансов приобрести политическое влияние, присущее королеве. Увы, она была попросту слишком мала для этого. Но очевидно также, что в первые годы брака она играла весьма незначительную роль в жизни короля и не могла ничего противопоставить верховенству фаворита, живя, по сути, одна в чужой стране, среди двора, кипящего раздорами и враждебностью.

* * *

К этому времени Изабелла уже познакомилась поближе с ведущими аристократами Англии. В большинстве они приходились родственниками, более или менее дальними, либо ей самой, либо ее мужу. Первыми среди них были граф Линкольн и его зять Томас, граф Ланкастер, двоюродный брат короля. Ланкастер приходился также дядей Изабелле с материнской стороны, поскольку был сыном ее бабушки, Бланш д'Артуа, от брака с Эдмундом Крочбеком (Кривобоким), графом Ланкастером, младшим братом Эдуарда I. Жанна Наваррская, мать Изабеллы, была дочерью Бланш от первого брака с Генрихом I, королем Наваррским. Таким образом, Томас мог похвалиться родством с несколькими королевскими домами.

Он родился около 1278-1280 года и еще до 1294 года женился на Элис (Алисе) де Ласи. Она была богатой наследницей, поскольку, оставшись единственным ребенком у своего отца, должна была после его смерти унаследовать обширные земли и графский титул. Сам Томас по смерти своего отца в 1296 году унаследовал графства Ланкастер, Лестер и Дерби, что сделало его богатейшим землевладельцем в Англии после короля. Он содержал многочисленную личную дружину, и ему служило столько же рыцарей, сколько и королю.