Студентки в МГИМО приезжали с маникюром. В джинсах со стразами (и это были не просто джинсы, а специальные ультрамодные джинсы), с макияжем и укладкой.

Они тусовались в большом холле МГИМО – там было средоточие всей светской жизни. У некоторых студентов было даже оружие.

Я очень хорошо владела английским языком и неплохо училась, но не выглядела как икона стиля, поэтому уверенности не чувствовала.

Мы с отцом тогда полетели вдвоем в Италию – отдыхать. И я сказала ему:

– Пап, раз уж мы будем в Милане, можно, я куплю себе нормальную одежду? Потому что то, что я ношу, – это не то, в чем можно ходить в МГИМО.

– Ну, покупай, – ответил он и дал мне свою карту, на которой было написано Boris Nemtsov.

Он улетал на день раньше. Поэтому последний день своего пребывания в Милане я оставила на шопинг. В расположении модных магазинов Милана я не слишком хорошо ориентировалась и поехала на площадь Дуомо, в универмаг Ринашенте. Десять этажей не самого дешевого шопинга.

Я купила себе «униформу» человека – cтудента МГИМО образца начала нулевых: ботиночки зеленоватого цвета «под крокодила» на десятисантиметровом деревянном каблуке, джинсы с низкой талией, кофточку и короткую дубленку. Непременно короткую, чтобы спину продувало. И нижнее белье.

Никаких проблем с тем, что на карте было написано не мое имя, не возникло. Я расплатилась в торговом центре и, совершенно счастливая, вернулась в отель. Там мне предстоял последний расчет – за номер.

– У вас не хватает средств на карте, – сказал портье.

Это был шок.

Я одна в Милане. Никаких денег, кроме карты отца, у меня нет. Почему я не спросила, сколько у него на карте? Почему он не сказал мне, сколько у него на карте? Как мы оба могли забыть такую важную деталь?

И главное – что мне делать? Все вещи с бирками и чеками, я могу сдать их в магазин, но… я не могу! Это же очень важные для меня вещи!

С вытаращенными глазами я помчалась в Ринашенто сдавать нижнее белье. По правилам оно не подлежало обмену и возврату, но у меня был такой вид, что продавцы его все-таки приняли. И мне хватило денег заплатить за ночь в отеле.

Я старалась быть ближе к тому идеалу внешней успешности, какой царил в МГИМО, но так и не стала частью «золотой молодежи». Общалась со студентами, которые приехали из регионов и жили в общежитии. Лучшая моя подруга в институте Настя приехала в Москву из Якутии – и она действительно отлично училась. После окончания университета она стала работать в одной из крупнейших аудиторских компаний.

Боюсь, в МГИМО на меня обидятся, но все же скажу то, что думаю: никому бы не порекомендовала учиться в этом вузе. За пять лет учебы студентов не обучали критическому мышлению. Хотя считается, что в МГИМО сильная языковая школа, но за четыре года учебы я стала говорить по-английски хуже, чем на момент поступления.

Вторым моим языком был португальский. Это понятная и логичная политика МГИМО: если студент первым языком выбирает популярный и распространенный, вторым языком ему дают тот, который не входит в тройку лидеров.

На португальском говорит Бразилия, поэтому язык занимает шестое место по распространенности в мире. И я действительно очень хотела выучить португальский. У меня есть лингвистическое чутье, мне интересны языки, у нас была очень приятная молодая преподавательница португальского – она нравилась мне как человек… Но она, кажется, не слишком владела методикой преподавания. Однажды мы даже ездили в Португалию на летние курсы для иностранцев. Я неплохо говорила на португальском к моменту окончания университета.

Увы. В 2018 году я прилетела в Португалию и обнаружила, что не понимаю ничего. Язык исчез из моей памяти полностью. Я не могла сказать ни слова. И понять тоже не могла ни слова.

Экономику, пожалуй, нам преподавали лучше, чем языки. Россия перешла к рыночной экономике после распада СССР, и к началу 2000-х все учебники были обновленными.

Но все же по-настоящему интересных лекций было очень мало, а полезных семинаров, боюсь, не было вообще (исключения составляли лишь семинары по финансовой отчетности). И это неудивительно. Главное, что ценилось в МГИМО, – отсутствие своего мнения.

Поэтому на многих семинарах студенты зачитывали вслух свои рефераты, списанные с учебников. Полная чушь.

В принципе, можно понять такой подход. Скорее всего, благонадежных студентов вербовали спецслужбы (я к числу благонадежных никогда не относилась, поэтому меня это обошло стороной). Некоторые потом делали карьеру в МИДе. А в МИДе последнее, о чем тебя спрашивают, – это о твоем мнении. Причем так работают МИДы не только в России – во многих странах.

Не могу дать ответ. Да, это были неплохие четыре года жизни. Да, мне было очень спокойно: я напрягалась только во время сессий, и мой диплом не стал красным из-за одной-единственной тройки по теории вероятности, хотя к экзамену я усиленно готовилась вместе со своим двоюродным братом-физиком Толей.

Могла бы я потратить четыре года своей жизни лучше? Могла бы.

Уже потом я стала глубоко изучать финансовые рынки, потому что этому предмету мало внимания уделялось в вузе. Пришлось очень много читать, чтобы достичь того уровня, который мне требовался.

На вопрос, правильно ли я сделала, что вернулась из Америки в Россию, я до сих пор не могу найти ответа. На вопрос, правильно ли я сделала, что поступила в МГИМО, могу ответить честно: нет. Нужно было выбирать другой вуз.

Самое неприятное, что случилось со мной в МГИМО, – я полностью расслабилась. Насколько целеустремленной и амбициозной я была в США, настолько же аморфной стала в МГИМО.

За годы учебы в МГИМО я перестала понимать, чего именно хочу. И хочу ли чего-то вообще.

После окончания вуза ничего принципиально не изменилось: я не понимала, где хочу работать. Ситуация усугубилась тем, что я встретила своего будущего мужа. Вообще, все было по классике: неглупый банкир, светский человек встречает выпускницу МГИМО. Считает, что она выглядит недостаточно гламурно. Одевает так, чтобы она выглядела достаточно гламурно. Ходит вместе с ней на светские тусовки, открытия магазинов и прочие скучные мероприятия, где главная цель участников – попасть в светскую хронику журналов.

Эти тусовки казались мне ужасно скучными. Но поскольку ничего более интересного вокруг себя я не видела, посещала и их.

К реальной жизни меня вернули последующие неприятные события.

В 2003 году прошли выборы в Госдуму, в которых принимали участие либеральные партии, в том числе и «СПС». Но «Союз правых сил» не преодолел пятипроцентного барьера.