Аояма стоял, моргая в свете фонаря. Он подвел бумажную сферу ближе к тому месту, где растворились Тоши и Исамару, но бледный свет явил ему лишь холодную, твердую почву. Старик растерялся.

- Исамару? – позвал он.

- В безопасности, и вполне счастлив, - ответил ему голос Тоши. Аояма развернулся на месте, размахнувшись фонарным шестом, но чужака нигде не было.  Холодный свет бумажного шара, также не оставил ему никакой тени для укрытия.

- Он, вероятно, сейчас несколько растерян, - продолжал Тоши, все еще оставаясь невидимым. – Но как только он прекратит принюхиваться, он обнаружит запахи пары друзей. С ним все будет хорошо. Ты бы сам никуда не хотел отправиться, Констебль? Я могу заморозить тебя, как сосульку, и оставить здесь, но я бы лучше переправил тебя куда-нибудь, где тепло, чтобы ты там переждал остаток войны. Выбор за тобой.

- Ты похитил надежду Эйгандзё, - жалобно сказал Аояма. – Йосей подобен богу, но Исамару бал нашим собственным защитником, рожденным и выращенным в стенах крепости. Верни его сейчас же!

- Поверь мне, - ответил голос Тоши. – Он гораздо счастливее там, где он сейчас.

Аояма отбросил шест и вытащил короткий меч. Свет фонаря замигал и погас, оставив лишь серебристое свечение луны. С джиттой в одной руке и клинком во второй, старик произнес, - Я не оставлю службу и долг перед Даймё.

Голос Тоши звучал невозмутимо. – Тоже верно. – Он материализовался, словно призрак, в шаге за спиной Аоямы, прошел вперед и стукнул рукоятью джитты за левым ухом констебля. Старик тихо простонал, его глаза закатились, и он рухнул на землю.

Тоши пару мгновений тихо стоял, прислушиваясь к возможным звукам других стражников, вращая на пальце свою джитту. Наконец, он снова повернулся к констеблю.

- Ты смелый человек, - обратился он к распростертому телу Аоямы, - но неважный констебль.

Затем Тоши повернулся и быстрым шагом прошел в здание. Первый этаж служил чем-то вроде склада. Он был выстроен для хранения запасов, но сейчас здесь была лишь не полная телега с мешками зерна и немного глиняных кувшинов воды. Тоши обыскал все вокруг, пока не обнаружил стопку небольших деревянных ящиков, аккуратно сложенных под лестницей. Каждый ящик был наполнен чем-то, похожим на мягкие сероватые бруски. Он вытащил один из них, осмотрел его, и кивнул. Крякнув, Тоши взвалил полный ящик на плечо и взошел по лестнице в центре комнаты.

На втором этаже таинственный музыкальный звук звучал громче и четче. Тоши положил деревянный ящик на пол, давая глазам время привыкнуть к лучам лунного света, струящимся сквозь щели между досками на потолке.

Здесь находилось около дюжины гигантских мотыльков, каждый в своем загоне, шириной в двадцать футов. Их широкие, тонкие крылья искрились во мраке, оставляя в воздухе следы из переливающейся пыльцы. Каждый мотылек был настолько крупным, что мог поднять в воздух троих взрослых мужчин, и достаточно сильным, чтобы выдержать их вес, вместе с месячным запасом продовольствия на каждого. Под взмахами их крыльев, искрящийся ветер вихрился во всем хлеву, эхом разнося их бормочущую песнь.

Тоши прошел вдоль загонов, осматривая каждого мотылька по очереди. Ему доводилось прежде летать на одном из этих великолепных созданий, и он знал, как выбрать того, что был посильнее. В предпоследнем загоне он нашел такого, которого искал.

Это был один из самых крупных мотыльков, и его крылья были покрыты разноцветной смесью пыльцы бледно-желтого, ярко-оранжевого, и сверкающе-белого цвета. Его тело было широким и упругим, а движения степенными и мощными. Это было существо, способное перевозить на себе груз, который задумал Тоши.

Он вернулся к деревянному ящику и перетащил его к загону мотылька. Тоши оторвал кусок от серого бруска, вспоминая, насколько его мягкие и пористые волокна были похожи на моченый хлеб. Мотыльки были разумными существами, как собаки и лошади, но, все же, на еду они реагировали лучше всего.

Тоши протянул серую массу к морде мотылька. Тот осмотрел еду, и погрузил в нее свой острый хоботок. В считанные секунды он высосал всю влагу из массы, оставив в руке Тоши лишь тонкую оболочку бруска.

Тоши похлопал огромное насекомое по шее, и мотылек радостно затрясся. Очимуша отодвинул засов на внешней стене загона и раскрыл дверь в пустынный и тихий внутренний двор внизу. Затем он снял с крюка на стене уздечку и поводья и перебросил их через голову мотылька. Он привязал седло к спине гигантского насекомого и с помощью кожаных ремней укрепил позади него полный ящик провианта.

- Теперь стой спокойно, - сказал Тоши. Он взобрался на мотылька и устроился в седле. Не ожидая пришпоривания, мотылек поднялся на лапах и принялся с усилием взмахивать крыльями. Он пробежал вперед и выпрыгнул из загона. Желудок Тоши сжался.

Над самой землей, огромные крылья мотылька поймали потоки воздуха, и он взмыл ввысь, едва не коснувшись почвы. Тоши натянул поводья, и мотылек вновь забормотал, набирая скорость и высоту, беззвучно пролетая сквозь гигантскую дыру в каменных стенах Эйгандзё.

На мгновение Тоши взглянул на тень мотылька далеко внизу. Для кого-нибудь там, на земле, он был бы заметен на фоне сияющей половины луны. Он задумался, воодушевились бы люди Даймё величием этого вида, или испугались бы его странностью.

Тоши посмотрел вверх, на огромный полукруг, столь ярко светящийся в небе над Эйгандзё.

- Скоро, - прошептал он. – Скоро настанет и твой черед.

Глава 6

В первых лучах рассвета Тоши опустился на колени у дома махоцукай. Он снова был одет в обычную одежду из неприметной черной ткани и свой кожаный доспех. Медитируя, он чертил на песчаной почве простые символы канджи, подготавливаясь к следующим этапам своего плана. Мотылек был крепко привязан в надежном месте, с трехдневным запасом еды из серых брусков. Он вернется за гигантским насекомым задолго до того, как у того закончится провизия, или ему наскучит ждать и он попытается выпутаться из привязи. Кику была уже с Тоши, поэтому ему оставалось лишь отыскать Мозго-Грыза, чтобы собрать полный состав мстителей хёдзан и начать свое грандиозное представление.

- Тоши! – Раздался гневный голос Кику из здания.

Тоши быстро встал и повернулся в сторону входной двери. Кику вырвалась из дома с яростью в глазах и гримасой гнева, исказившей ее мягкие губы. Она снова была в своем полном наряде из дорогого фиолетового сатина и шелка, со своим разноцветный веером тессен, который