Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все, ребята. Баста! – заявила Кристин. Арвет заметил, что Дженни почему-то вздрогнула при этом слове. – Вы из меня все соки выжали. Я пошла спать. Вы тоже не засиживайтесь.
Они остались втроем. За овальным столом из светлой березы, под люстрой с золотыми оленями на стеклянном абажуре.
– Красиво, – сказала Дженни, поглядев на нее. – Олени под деревом.
– Это мифологический мотив, – поспешил заметить Бьорн. – Олени под мировым деревом. Знаешь, в скандинавских мифах рассказывают о дереве Иггдрасиль, которое является центром Вселенной. Ветви его находятся в обители Богов-асов Асгарде, ствол проходит в землях людей – Мидгарде, а корни уходят в подземное царство Хель. И их грызет дракон по имени…
– Нидхег, – с грустной улыбкой закончила девушка. – Я знаю.
Бьорн смешался:
– Да? А ты знаешь, что викинги завоевали половину Англии, Франции и доплывали до Сицилии и Америки?
– Ни капли в этом не сомневаюсь, – серьезно ответила Дженни. – Если они были хоть каплю похожи на тебя, мир был обречен.
– Да ну тебя!
– Нет, я правда так думаю. Тебе пошел бы рогатый шлем.
– Да не носили они таких шлемов, это потом художники придумали. Крылья там всякие лебединые, и прочий полет валькирий.
– Неужели? Арвет, ты что думаешь?
Арвет поднял серые глаза от салфетки, на которой чертил карандашом. Дженни смеялась, волосы ее, распушившиеся после душа и активного отдыха, торчали в тщательном художественном беспорядке, и румянец закрасил бледные щеки.
– Арвет…
– Олени на люстре недостоверные.
– Недостоверные! – фыркнул Бьорн. – Хотя да, в отношении оленей Арви большой специалист. Может, форма ляжек и неточно передана. Так это же символ, а не копия!
– Я знаю, что такое символ, – холодно ответил Арвет. – Но в этом рисунке нет души. Тот, кто его нарисовал, ни разу не приближался к живому оленю. Как можно передавать суть того, чего ты ни разу не видел?
– Полная чушь! – громогласно заявил Бьорн.
Арвет не ответил.
– Вот! – торжествующе поднял палец Бьорн. – Безгласен ты и нем, аки рыба, ибо слабый свет твоего скудоумного разума не в силах найти лазейку в моих логических построениях.
Он победно взглянул на Дженни, но та, казалось, была равнодушна к его триумфу – она смотрела в окно. Глаза ее были полны неясной тревоги. Но Бьорн этого не заметил. Он поерзал на стуле. Арвет спокойно рисовал, Дженни смотрела в окно, и молчание затягивалось. Оно ширилось между ними, как круг, и граница этого круга, будто упругая стена, выталкивала Бьорна. За столом стояла тишина, и она принадлежала лишь этим двоим.
– А хотите пива? – Бьорн вытащил козырь из рукава. – У меня есть заначка.
Арвет коротко мотнул головой.
«Что он там царапает?» – возмутился Бьорн.
– Нам же больше достанется, – заметил он. – Джен?
– Я тоже пас, – ответила девушка.
– Ну как хотите! – Бьорн надулся. Он притащил две банки, с хлопком распаковал одну, закинул ноги на стол и принялся дуть пиво, поглядывая на Дженни с Арветом, как ковбой в салуне. Тощие ноги Бьорна в тапочках возлежали на столе, а верхняя часть с трудом балансировала на высоком табурете, так что ему пришлось опереться спиной на холодильник. Положение его было весьма шатким – во всех смыслах.
Бьорн пил жадно и неумело – пиво то и дело выхлестывалось из банки, било ему в нос и капало на футболку. Но он старательно, в ураганном темпе прикончил первую банку и распаковал вторую. С непривычки дурной хмель накрыл его почти мгновенно.
Арвет закончил набросок и протянул Дженни. Скупыми точными движениями на листке было передано дерево – его огромный ствол уходил в небеса, и облака путались в кроне. А под деревом, запрокинув головы и объедая листву с нижних ветвей, стояли два оленя – крупный широкогрудый самец с ветвистой короной рогов, и самка – тонкая и стройная. Дженни почему-то знала, что олени белоснежные, с легким кремовым оттенком, шерсть у них мягкая и густая, а языки горячие и шершавые. Глаза у них золотые, а темно-зеленая листва дерева тихо звенит на ветру.
– Можно я себе оставлю? – тихо попросила она.
– Конечно.
– Ну-ка! – Бьорн ревниво перегнулся через плечо Дженни, обдав ее пивным выхлопом. – Арви, да ты талант. Какой пастор, тебе надо в дизайнеры идти. Будешь люстры разрабатывать – с аутентичными оленями. Этник стайл!
– Арвет, ты хочешь стать пастором? – изумилась Дженни. – Священником? Ты?
– Ага… – Бьорн покровительственно похлопал друга по плечу. – Арвет отринул пути неправедных, узрел свет и решил нести слово Христово в темные массы своих соплеменников.
Саам неуловимым движением сбросил дружескую руку с плеча и поднялся.
– Что, разве не так? – рассмеялся Бьорн.
Арвет посмотрел на него с большим сомнением:
– Бьорн, не пей больше, ты не умеешь. – Он вышел на улицу.
– А ты умеешь? – поинтересовался Бьорн. – Эй, Джен, а ты куда?
– Правда, ты зачем напился? – Дженни пожала плечами и вышла вслед за Арветом.
– Ну и валите! – обиженно буркнул непутевый внук Кристин Эгиль.
«Смешно. – Арвет стоял в сарае. Лунные лучи пластовали темноту на толстые ломти. – Ведет себя, как молодой олень».
– Не бери в голову. – Дженни встала в дверях. – Напился.
– Это странно. Для Бьорна…
– Только не говори, что он не пьет пива!
– Он вообще не пьет. В первый раз таким его вижу.
Дженни зашла внутрь:
– А здесь что?
– Хозяйственный сарай Кристин. Для всяких инструментов. Тут у стены скамейка, садись.
Они помолчали.
– Слушай, я еще раз хотела… Спасибо тебе, в общем.
– Ты сказала неправду, – решился, наконец, Арвет. – Как ты там оказалась. И мне и Кристин. Никакой катер тебя не привозил. Как ты оказалась в пещере? Я буду молчать. Мне можно верить…
– Я никому не могу верить.
– Шутишь?
– А что, похоже?
Арвет задумался:
– Ты не обижайся. Бывают такие девочки – ведут толстые тетрадки в черных тонах. И пишут туда записи вроде «никому нельзя верить, мир ужасен, я несчастная и одинокая, меня никто не понимает». Их утешают, а они ходят и стенают…
– Моего приемного деда звали Марко Франчелли, – перебила Дженни. – Его убили. Убили всех моих друзей. Я была циркачкой, но мой цирк был… не совсем цирк. То есть совсем не цирк. Я сбежала. От страшного и опасного человека. И очутилась здесь, в Норвегии. Как именно очутилась – неважно. Важно, что меня могут искать.