Малколму надоело бесцельно бередить старые раны.

— Давайте лучше поговорим о вашем ребенке? Вам не надо сходить с ним на футбол или еще что-то?

— Хорошо. — Сальваторе поднял вверх руки. — Тогда скажу прямо. Это замечательно, что ты хочешь обеспечить безопасность Селии. Но если ты желаешь, чтобы твоя жизнь продолжалась нормально, тебе следует помнить, что твои чувства к этой женщине живы.

И, сделав этот прощальный залп, Сальваторе исчез так же бесшумно, как и появился, оставив Малколма в одиночестве. Боже, ему надо пойти в комнату и уснуть, набраться сил перед выступлением, поберечь свой голос от ночной сырости.

Выходило, что Малколму вряд ли удастся расстаться с прошлым. Как бы он ни пытался, он все равно будет нести эту горестную ношу вины за происшедшее. Более того, он по-прежнему питал чувства к Селии.

* * *

Вертя в руках жемчужное ожерелье, Селия стояла за кулисами рядом с Хилари, пока Малколм, схватив микрофон, прохаживался по краю сцены и мурлыкал песни для беснующейся толпы особей женского пола. Их визги соперничали с акустическим оборудованием, выплескивающим его голос и звуки оркестра. В жизни Селии часто приходилось выступать на сцене, поэтому свет и громкая музыка не пугали ее. Тем не менее она была потрясена энергетикой многотысячного стадиона, собравшегося послушать Малколма Дугласа.

Малколм настоял, чтобы она осталась за кулисами. Он считал, что в гуще толпы может быть небезопасно. Селия наблюдала за ним со стороны, наслаждаясь видом его профиля. На Малколме были черный костюм и рубашка без галстука. Он пел современный смягченный рок и ремиксы старой классики.

И голос его был таким же волнующим, как тот поцелуй в аэропорту.

Компанию ей составляли Хилари и еще одна женщина, Джейн Хью. Джейн была замужем за их очередным приятелем по интернату.

Если Хилари была вся такая свежая, с веснушками и очень естественная в джинсах и расшитой блестками майке, то Джейн выглядела элегантно и благородно в своем платье-футляре. Селия разгладила вспотевшими руками свое легкое шелковое платье, которое выбрала из кучи одежды, заказанной для нее Малколмом. Сам он весь день провел на концерте.

Шикарная блондинка Джейн обратилась к ней:

— Это просто потрясающе.

Хилари приподнялась на цыпочки, чтобы получше видеть происходящее.

— Невероятно.

— И потрясающе, — повторила Джейн.

Селия несколько изменила свое мнение о Джейн Хью как о надменной светской львице, когда осознала, что та искренне беспокоится за нее.

— Можете спросить, — ободряюще произнесла она.

— Спросить что? — Джейн недоуменно приподняла бровь.

— Зачем я здесь? Почему с Малколмом? — Селия взглянула на сцену. — Или, может, вам уже все понятно…

— Только то, что вы с Малколмом выросли в одном городе и вы приехали сюда, чтобы спастись от преследователя. — Джейн поправила свою безупречную прическу.

Она выглядела женой магната игорного бизнеса, обожаемой и балуемой. Любимой.

Селия снова стала смотреть на сцену. Нежный баритон Малколма околдовывал ее, он был такой родной, хотя зрелые нотки добавляли его голосу сочность.

— Мы знакомы с детства, встречались в старших классах.

Джейн склонила голову набок:

— Вы не такая, как другие его женщины.

Селии было интересно, о каких женщинах она говорит: о тех, с кем у него были настоящие отношения, или о тех, с кем фотографировался в рекламных целях.

— Вы умная, — без колебаний произнесла Джейн.

— Серьезная, — заметила Хилари.

— Неприставучая, — продолжала Джейн.

— Образованная, — добавила Хилари.

С их слов Селия получалась ужасной занудой.

— Спасибо за… м-м-м…

— Комплимент, — вставила Хилари. — Без проблем.

Джейн стала пританцовывать в такт музыке, началась одна из более ритмичных песен Малколма.

— Я познакомилась с ним лет семь назад. Сколько знаю его, он дружит только со своими приятелями по интернату. — Хилари подняла палец. — И он близок со своей матерью.

Да, Селия знала это.

В голубых глазах Джейн читалась симпатия.

— Вы, очевидно, были очень важны для него.

— У нас много общего, — откликнулась Селия.

— А мы болтушки. Не обращайте на нас внимания и наслаждайтесь концертом.

Радуясь тому, что ее больше не обсуждают, Селия повернулась к сцене, где прожектор выхватил из темноты высокий табурет с прислоненной к нему гитарой.

Малколм сел, поставил ногу на нижнюю ступеньку и взял гитару.

— У меня для вас сегодня новая песня, простая, от самого сердца…

Сердца? Селия хотела было иронично закатить глаза, вспоминая, как он клялся, что не верит в свои песни про любовь. Она смотрела на Малколма новым, более искушенным взглядом.

С первыми аккордами она ахнула. Ее обуяло знакомое чувство.

Каждый звук этой песни подтверждал страхи Селии, бередил ее душу и переворачивал все внутри. Это было нечестно и подло — и сделано для того, чтобы сразить ее. Она не знала, плакать или визжать, когда он пропел первые строки. Именно эти слова он написал для нее много лет назад.

«Игра наверняка».

Мелодия «Игры наверняка» напоминала Малколму о том времени, когда он действительно верил словам. Публика с удовольствием проглотила незамысловатые ноты и слащавый текст.

Уходя со сцены, Малколм сомневался в правильности выбора песни для обольщения Селии. В тени кулис он не мог разглядеть выражение ее лица, но зато знал, что в его душе творится неладное. Слава богу, его приятели по «Альфа-братству», подобно надежной стене, защищали его.

Путешествие в прошлое напоминало бег по лезвию. Они с Селией должны довести это дело до конца. Разобраться с прошлым, прежде чем двигаться дальше. Аплодисменты и возгласы за спиной не имеют никакого значения, пока он не решит самый важный вопрос.

Боже, как прекрасна Селия в темно-синем шелковом платье, которое доходило до колен. И это декольте — Малколм не мог отвести взгляд, особенно когда она теребила свое жемчужное ожерелье. Ее женственность всегда сводила его с ума и лишала способности соображать. Но чувствовать он был в состоянии.

Малколм был готов лишиться возможности дышать, лишь бы держать ее обнаженную в своих объятиях. Он желал этого сильнее любого концерта или даже любого задания. Сейчас его главным заданием было уложить Селию в постель. Она есть и всегда будет самой желанной женщиной.

Когда Малколм подошел, он понял, что совершил огромную ошибку, исполнив эту песню. Губы Селии были сжаты, глаза пылали гневом. В них было что-то еще… Боль.