Другим сухопутным обитателем «крайнего юга» является клещ Ixodes uriae (отряд акариды). Он питается кровью местных птиц — пингвинов и буревестников. Пищу ему достаточно получать один раз в год, а его температурная вилка выживания — от -30 до +40 °C. Этот «крепкий парень» живет три года и пока не изображен ни на одной марке. Ну и наконец, Alaskozetes antarcticus, несчастный клещ, живущий под камнями Антарктиды (чайкам в Бретани живется послаще). Как видите, Антарктида вовсе не земля обетованная для беспозвоночных, по крайней мере, при ее нынешнем климате. Возвращаясь к виду Belgica antarctica, хочу вам сказать, что на всех научных станциях ледового континента популярен такой вот анекдот (про бельгийцев, естественно[8]):

Месье Бельгика объявляет своей жене:

Дорогая, я выиграл путешествие, собирай чемоданы!

Класс! Какие вещи мне брать — летние или зимние?

И те и другие, только проваливай побыстрее!

В Антарктиде зимы длинные, а полярники — как большие дети.

Изучая хамелеонов, художник Луи Гиньо (1864–1948) придумал военную форму типа «леопард». Так, в самом начале Первой мировой войны родился камуфляж. Поначалу этот прием использовали для того, чтобы укрыть от нескромных взглядов пушки, поскольку солдаты и сами с усами (и с ногами). А потом коричневые и зеленоватые пятна и полосы расцветили и одежду — мода эта дошла до самых престижных точек, таких как знаменитый парижский ТЦ «Форум де Аль», где «камуфло» довольно долго присутствовало в самых дорогих бутиках.

Сначала никто и думать не думал о том, как можно задействовать хамелеона в вооруженном конфликте. В качестве живого снаряда? Да нет, мягковат, бродяга. Однако его удивительная способность сливаться с местностью в конечном счете навела людей на некоторые интересные мысли. Поместите хамелеона перед изображением Джоконды, и животное тут же начнет лыбиться; перед видом Сены кисти Моне — и зверек загудит, как буксирчик. А попробуйте посадить его перед полотном Поллока, и хамелеон тут же свалит под предлогом, что у него срочная встреча, так как всему же должен быть предел.

Любопытный, но пугливый от природы, хамелеон большую часть жизни проводит на деревьях, подстерегая насекомых. Под его кожей (прозрачной) расположены специальные клетки, называемые хроматофорами, которые и позволяют ему менять окраску. Четкость, конечно, не такая, как у ЖК-экрана, да и смотреть телепередачи на спинке хамелеона не шибко удобно.

И вот тут-то возникает фигура Луи Гиньо. Родившийся в семье художников, он очень рано освоил живопись. Впоследствии он стал скромным участником так называемой Нансийской школы и театральным декоратором. Где-то около 1902 года он изобрел «способ окраски драпировочных тканей, штор, ковров, не портящий материю и не выцветающий под действием света или жавелевой воды». В 1914 году, изучая мимикрию у хамелеонов и картины художников-пуантилистов, Гиньо разработал военный камуфляж, благодаря чему в возрасте пятидесяти лет был призван в армию руководить группой художников «Команда «Хамелеон». Эта команда всю войну «расписывала» маскировочные полотнища для армии. Уточним — до того как хмурый читатель сам задаст вопрос: другими участниками группы были художник Люсьен-Виктор Гиран де Сцевола и Эжен Корбен, администратор объединенных складов города Нанси. Подробнее смотри «Ежеквартальный бюллетень Нормандского геологического общества и друзей Музея естественной истории города Гавра» (т. 86, № 3–4, с. 47–54) — чтение поистине захватывающее.

Однако, чтобы понять, как хамелеону удается выбрасывать свой язык на расстояние в полторы длины собственного тела — притом с феноменальным ускорением (до 500 м/сек2), придется обратиться уже к «протоколам» («Proceedings») Британского королевского общества («Biological Sciences», т. 271, № 1540, с. 761–770). И все эти чудеса хамелеон проделывает, чтобы поймать глупых зазевавшихся насекомых!

Блоха не входит в число наших друзей, однако ученые ее все равно жалуют, так как эта букашка дает им повод для бесчисленных исследований. Когда какой-нибудь исследователь устает от теоремы Банаха — Шаудера («линейное непрерывное эпиморфное взаимоотображение двух полных нормированных векторных пространств[9]является открытым»), он неизменно проявляет интерес к прыжкам блохи. То есть он научно изучает различные прыжки, которые способны делать различные виды блох, а поскольку их насчитывается 1800, работы хватает на всех.

Всякий знает, что блоха — великий прыгун: она может подскочить на высоту аж в четыреста раз выше собственного роста и приземлиться обратно, не сломав ни единой лапки. Именно благодаря этому ей удается сесть на ходу в идущий «поезд» — например, на кошку или собаку, которая пробегает мимо. Поэтому вполне естественно, что в 1999 году группа исследователей из Тулузской национальной ветеринарной школы предприняла сравнительное исследование прыжков собачьих блох (Ctenocephalides canis) и кошачьих блох (Ctenocephalides felis). Неизвестно, сколько месяцев работы понадобилось этим отважным исследователям, чтобы получить искомые результаты, опубликованные в «Veterinary Parasitology» (т. 92, № 3, с. 239–241). А вот что известно, так это какое оборудование потребовалось для постановки сего эпохального научного эксперимента: серые пластмассовые трубки диаметром 9 см и высотой от 1 до 30 см, с пошаговым увеличением на 1 см. Трубки установили в вертикальном положении, поместив в них по десять блох в каждую. А далее — ученые просто считали блох, которым удавалось выпрыгнуть наружу. Простота и изящество постановки эксперимента должны заставить призадуматься высоколобых физиков из женевского ЦЕРНа[10], которые собираются вскоре предпринять попытку обнаружить гамма-излучение высоких энергий — там совсем другие «пироги»…

Одной из собачьих блох удалось выбраться из трубки в 25 см, тогда как рекорд среди кошачьих блох не превышал 17 см. Учитывая высоту трубок, из которых удалось выпрыгнуть хотя бы половине помещенных туда блох, ученые выяснили, что собачьи блохи прыгают в среднем на высоту 15,5 см, а кошачьи — 13,2 см. Как мудро устроена природа, подумаете вы, ведь собаки самых распространенных пород всегда крупнее кошек! И попадете пальцем в небо, так как на самом деле так называемых кошачьих блох на собаках обычно гораздо больше, чем собачьих. Британские ученые установили, обследовав 2653 собаки («The Veterinary Record» — т. 160, № 15, c. 503–506), что в 93 % случаев именно Ctenocephalides felis резвятся на спинке у псинки, а процент Ctenocephalides canis составляет всего лишь 1,5 %.

Было бы теперь любопытно узнать, «украшают» ли блохи свои прыжки акробатическими фигурами типа связки тройного сальто с двойным луцем и, если да, дает ли это им какие-нибудь эволюционные преимущества?