Рэв вспомнила насмешливую интонацию. Она знала смысл этого слова, пусть и произнесенного по-английски. А если Арман ее обманывает, если это вовсе не любовь, а просто жажда охотника, влечение мужчины к хорошенькой женщине?

Но она тут же отбросила эти мысли. Арман не такой. Если он в прошлом и соблазнял женщин — а он, безусловно, мог их соблазнять, это так естественно для привлекательного, хорошо сложенного молодого мужчины, в жилах которого течет красная кровь, — то с ней все обстоит совсем иначе. Он не пытался соблазнить ее, а просто говорил ей о своей любви и получил от нее такую святую, прекрасную любовь, словно они стояли перед самим Богом.

Разве так важно, что сказал де Фремон? Его злоба растрачена попусту, и Рэв ни на минуту не сомневается в любви Армана. Сейчас важно лишь спасти Армана от него самого, от неосторожного слова, обмолвки, которая может разоблачить его. Надо предупредить его, какую роль он должен сыграть. Она подошла к нему. Он спал, но Рэв чувствовала, что сон у него неглубокий. Она наклонилась и прошептала его имя:

— Арман! Арман! Вы меня слышите?

Она понимала, что сон для него — лекарство, но в то же время боялась, что он может проснуться, когда ее не будет рядом.

— Арман! Арман! — снова позвала Рэв.

Он медленно открыл глаза — ясные, без следов лихорадки. Его взгляд остановился на ее лице, и она смущенно улыбнулась ему, чуть не расплакавшись от того, что он снова видит ее.

— О, Арман, — прошептала она. Губы ее дрожали.

— Кто вы? — спросил он.

— И долго это продлится? — спросила Рэв доктора Мореля.

Он помолчал, пожав плечами.

— Неизвестно. Может быть, несколько дней, может быть, полгода, год, а может быть, это навсегда. Помню, был случай, когда человек упал с лошади, едучи по темной дороге в грозовую ночь. Он ударился головой и полностью потерял память. Даже не знал, кто он и откуда. К счастью, его разыскали родственники, и ему показалось, что он все вспомнил, потому что они рассказали ему о прошлом. На самом же деле он ничего не помнил. Десять лет спустя он ехал той же дорогой и тоже в грозу. Сверкнула молния, лошадь оступилась, и к нему мгновенно вернулась память!

— Это обычно так и происходит? — заинтересовалась Рэв.

Доктор Морель опять пожал плечами:

— Нет, это исключительный случай. Обычно память возвращается медленно. Какая-нибудь мелочь, вещица, мелодия, книга или стихотворная строчка, знакомое лицо могут вызвать постепенный возврат памяти. Это как рассвет: тьма редеет, и проступает мир вокруг!

— Вы полагаете, с Арманом будет так же?

Доктор Морель усмехнулся и потрепал ее по плечу:

— Детка, если бы я мог ответить на этот вопрос, я уже не был бы сельским врачом! Кто возьмется предсказать волю провидения? Все в его руках! Память к вашему брату может вернуться молниеносно, может медленно, а может не вернуться вовсе! Сейчас он говорит, что не помнит ничего, совсем ничего. Даже не помнит, как получил рану! Возможно, через неделю-другую, когда он окрепнет, что-нибудь оживит его заторможенную память. Когда он будет способен путешествовать, может оказаться благотворным визит в родное поместье. Пока же главная наша задача — позаботиться о том, чтобы рана окончательно зарубцевалась, и не тревожить его. Так ли уж важно, что он не помнит, как приехал сюда? Сейчас он счастлив и доволен, а кто знает, что было в прошлом?

Рэв улыбнулась. Когда доктор ушел, она долго стояла у окна гостиной. Какая запутанная ситуация! Арман потерял память, и, значит, нет смысла предупреждать его о грозящей опасности разоблачения, он не поймет ее. Иногда у нее мелькала мысль, что он скрывает от нее правду, поскольку не уверен, друг она или враг, но постепенно, наблюдая за ним, она поняла, что он не притворяется. Арман вел себя абсолютно естественно, потому что ничего не помнил! И как доверчивый ребенок, он принимал все, что она говорила.

— Вы говорите, меня зовут Арман д'Ожерон? Мне нравится! Звучит красиво!

— Да, вас зовут Арман, — подчеркнула Рэв.

— Симпатичное имя, правда? Есть много имен, которые я не хотел бы носить!

— Например? — спросила Рэв, надеясь, что поиски ответа подтолкнут его память.

— Ну, сейчас не припомню, — лениво ответил Арман. — Вообще-то имена сами по себе ничего не значат. Их запоминаешь из-за людей, которые их носят. Ваше имя очаровательно, как и вы сами. Думаю, вам это многие говорили.

Его голос звучал так безлично, так небрежно, что Рэв хотелось плакать. Порой она невыносимо страдала от того, что Арман безоговорочно согласился считать ее своей сестрой.

— Я рад, — только и сказал он.

Она знала, что он рад, но это была не та радость — горячая, неистовая, которая заполняла их обоих там, у озера. Как давно, кажется, это было! Иногда Рэв спрашивала себя: может быть, не Арману, а ей изменяет память, и не приснилось ли ей все это?

Но, глядя на могилу Поля де Фремона, она осознавала, что все правда. Она увидела ее, когда отправилась нарвать цветов и положить их в фамильный склеп, где похоронили герцогиню. Рэв постояла перед могильным холмиком без цветов и ограды и только усилием воли заставила себя произнести молитву за упокой души де Фремона.

С самого начала, когда к Арману вернулось сознание и он, посмотрев на нее, спросил: «Кто вы?» — у нее возникло чувство, будто она попала в западню, откуда ей никогда не выбраться. Невыносимо думать, что Арман, ее любимый, покоривший ее своей страстью, теперь всегда будет говорить с ней вежливо и учтиво, как брат.

Только приход Антуанетты помешал ей открыться Арману и сказать, кто она такая и что он для нее значит.

— Кто вы? — спросил он, и она тихо, с полуулыбкой любящей женщины ответила ему:

— Я Рэв! Вы помните меня? Рэв!

Она пристально смотрела ему в глаза, но не увидела в них искры узнавания; восхищение или нечто более сильное — да, это она прочла. Но тут в комнату вошла Антуанетта, и Рэв поспешно произнесла роковые слова:

— Я ваша сестра, Рэв де Вальмон.

— Моя сестра! — медленно, с трудом повторил Арман.

— Вам пока нельзя много говорить, месье, — тихо сказала Антуанетта и, обратившись к Рэв, добавила: — Пусть поспит, бедняжка.

Антуанетта поправила ему подушки и отвела Рэв от постели.

— Доктор говорил мне, что такая серьезная рана головы не бывает без последствий. У месье сейчас, должно быть, то, что мы называем «блаженной жизнью», а ведь некоторые после такого удара остаются полупарализованными.

— Ты уверена, что с ним ничего подобного не произошло? — Рэв побледнела.

Антуанетта взяла ее за руки:

— Да все у него будет в порядке, глупышка! Если бы был хоть какой-то намек на паралич, разве я стала бы об этом так говорить? Да, я вас крепко напугала! Очень неловко вышло, но я не могла предположить, что вы так расстроитесь!