Рений замолчал, задумавшись над своими словами и потирая шею, словно его укусило насекомое.

— Будет время, когда вам захочется присесть, когда вы захотите сдаться. Когда ваше тело заявит, что больше не может, а дух окажется слаб. Это ложь. Пусть падают дикари и тягловый скот, а мы пойдем дальше. Думаете, вы обессилели? Руки болят? А я скажу вам, что вы поднимете этот камень еще дюжину раз за час и будете держать его. И еще дюжину, если хоть раз опустите руку ниже ширины кисти.

На краю двора смывала пыль со стены девушка-рабыня. Она не смотрела на мальчиков, хотя слегка вздрагивала, когда старый гладиатор выкрикивал команды. Гай видел, что она красива, с длинными темными волосами, рассыпавшимися по свободной рубашке, которую носили рабыни. У девушки было тонкое лицо с темными глазами и сосредоточенно сжатыми полными губами. Он вспомнил, что ее вроде бы зовут Александрией.

Пока Рений говорил, девушка наклонилась, чтобы прополоскать тряпку в ведре. В вырезе рубашки Гай увидел гладкую кожу шеи, перетекающую в мягкие окружности грудей. Ему почудилось, что он видит кожу даже на ее животе. Гай представил, как ее соски легонько скребут по грубой ткани, когда она двигается.

В этот миг он не думал о Рении, несмотря на боль в руках.

Старик замолчал и повернулся на пятках, чтобы посмотреть, что отвлекает мальчиков от урока. Увидев рабыню, он зарычал и мгновенно, тремя широкими шагами, оказался рядом и больно схватил ее за руку. Девушка вскрикнула.

Рений взревел:

— Я учу этих детей тому, что спасет им жизнь, а ты болтаешь перед ними сиськами, как дешевая шлюха!

Девушка сжалась от его злости.

— Я… я… — проговорила она в замешательстве, но Рений грязно выругался и схватил ее за волосы. Она сморщилась от боли, и он повернул ее лицом к мальчикам.

— Мне все равно, даже если за моей спиной таких тысяча. Я учу вас сосредоточиваться!

Одним жестоким ударом он подбил ей ноги, и девушка упала. Все еще держа рабыню за волосы, Рений поднял кнут и несколько раз резко опустил, приговаривая:

— Не смей!.. Отвлекать!.. Мальчиков!.. На уроке!..

Когда Рений отпустил ее, заплаканная девушка отползла от него — сначала на коленях, потом на четвереньках, — а потом, всхлипывая, пустилась прочь со двора.

Марк и Гай смотрели, не веря собственным глазам. Рений повернулся к ним с таким лицом, словно собирался кого-то убить.

— Закрыть рты! Никто не обещал вам игрулек! Я сделаю из вас умелых и стойких солдат, которые будут служить Республике после меня. И я не потерплю никакой слабости. А теперь подымите камни и держите их до моей команды.

Мальчики подняли руки, не отваживаясь даже переглянуться.

Вечером, когда поместье затихло и Рений уехал в город, Гай против обыкновения не сразу отправился спать, а пошел в комнаты рабов. Сам не понимая почему, он чувствовал себя виноватым и боялся, что его увидит Тубрук.

Домашние рабы спали под одной крышей с семьей, только в другом крыле. Гай плохо знал эту часть дома и с беспокойством думал, стучать ли в двери или выкрикивать ее имя, если она действительно Александрия.

Она задумчиво сидела на низкой скамеечке перед открытой дверью. Гай узнал ее и тихо откашлялся. Девушка испуганно вскочила и замерла, глядя в пол. Она умылась после работы, и ее кожа в вечернем свете выглядела гладкой и бледной. Волосы были перевязаны лоскутком, а широко раскрытые глаза в сумерках блестели.

— Тебя зовут Александрия? — тихо спросил Гай.

Она кивнула.

— Я пришел извиниться за сегодняшнее. Я смотрел, как ты работаешь, а Рений решил, что ты нас отвлекаешь.

Александрия не шелохнулась и не подняла глаз. Молчание затянулось. Гай покраснел, не зная, как вести себя дальше.

— Послушай, мне правда очень жаль. Он поступил жестоко.

Александрия упрямо молчала. Внутри у нее все кипело от обиды, но перед ней стоял сын хозяина дома. Ей очень хотелось крикнуть ему: «Я рабыня! Каждый день для меня — боль и унижение. Тебе нечего мне сказать!»

Гай подождал еще немного и ушел, жалея о своем поступке.

Александрия проводила его взглядом: он шел уверенно и очень окреп от уроков Рения. Он вырастет и станет таким же жестоким, как старый гладиатор. Он свободен, он римлянин. Он сочувствует ей по молодости, но уроки выбьют это из него. Лицо Александрии пылало от гнева, который она не отважилась показать. Скромная победа — не ответить мальчику, — и все же победа.

В конце каждой четверти года Рений сообщал об успехах мальчиков. Перед условленным днем, вечером, отец Гая возвращался из столицы и выслушивал отчет Тубрука о состоянии дел в поместье, а потом виделся с мальчиками и несколько минут проводил наедине с сыном. На следующий день на рассвете он встречался с Рением, а мальчики спали, радуясь небольшому перерыву в занятиях. Первый отчет оказался досадно короток.

— Начало положено. У обоих есть зачатки характера, — бесстрастно заявил Рений.

Юлий выдержал долгую паузу и наконец понял, что дальнейших комментариев не предвидится.

— Они послушны? — спросил он, удивляясь лаконичности Рения.

И за это он выложил столько золота?

— Конечно, — недоуменно ответил Рений.

— Они… из них будет толк? — не сдавался Юлий.

Он не хотел, чтобы разговор прошел так же, как предыдущий, но опять чувствовал себя так, словно говорит со своим детским учителем, а не с человеком, которого сам же нанял.

— Начало положено. Такая работа требует времени.

— Как и все, что того стоит, — тихо ответил Юлий.

Секунду они молча смотрели друг на друга, потом оба кивнули. Беседа закончилась. Гладиатор крепко и быстро пожал ему руку сухой ладонью и ушел. Юлий остался стоять, глядя на закрывшуюся дверь.

Тубрук считал, что методы Рения опасны, и рассказал ему о случае, когда мальчики без присмотра могли утонуть. Юлий поморщился. Он понимал: заговорить об этом с Рением значило разорвать соглашение. Придется Тубруку самому сдерживать пыл старого убийцы и не давать ему зайти слишком далеко.

Со вздохом Юлий сел и задумался о сложностях, с которыми имел дело в Риме. Власть Корнелия Суллы росла, некоторые города на юге страны предпочли подчиняться Риму, а не своим властям. Как там назывался последний? Помпеи, какое-то горное поселение… Вот такими скромными победами Сулла не давал праздной публике себя забыть. Он управлял группой сенаторов, опутав их паутиной лжи, подкупа и лести. Все они были молоды, и старый солдат содрогался от отвращения, думая о некоторых из них. Неужели к этому идет Рим, неужели он доживет до такого!..

Вместо того чтобы относиться к государственным делам со всей серьезностью, они, казалось, жили только для самых сомнительных и омерзительных удовольствий, молились Венере и называли себя «новыми римлянами». В храмах столицы редко гневались, но эти «новые» словно поставили себе целью найти все запретные грани и переступить их одну за другой. Народного трибуна, который при всякой возможности противостоял Сулле, нашли убитым. Само по себе это было бы не так уж странно. Его нашли в бассейне, покрасневшем от крови из перерезанной вены на ноге. Такой способ убийства использовался часто. Хуже то, что убили и его детей, как будто в назидание остальным. Ни улик, ни свидетелей не было. Маловероятно, что убийц когда-либо найдут. А Сулла еще до того, как выбрали нового трибуна, провел через сенат резолюцию, которая давала командующему войсками большую самостоятельность. Он предложил эту резолюцию сам и был красноречив и страстен. Сенат поддержал его, и власть Суллы укрепилась еще больше, в ущерб власти Республики.