Вчера был Борис Викторович, Грамматиков, несколько незнакомых офицеров, которых привел Савинков. Начали говорить о деле, потом напились, как свиньи, и вот теперь трещит голова, во рту будто рота ночевала… А тут еще Дагмара с ее ноющими разговорами. Впрочем она) неплохо выглядит…

— У тебя чудесное тело, — сказал он, когда Дагмара принесла рюмку коньяка.

— Тело! Тело! Всем только и нужно мое тело. То же самое говорит и Борис.

— Савинков? Замечательный человек! Мы с ним делаем историю…

— Делаете историю и делите любовницу?

— Ты стала циничной? Скверно.

Дагмара вскочила, зло сверкнула глазами.

— А кто меня сделал такой? Кто? Ты и твои друзья! Рейли встал, потянулся и в дверях коротко бросил: — Без истерик! Распорядись, чтобы привели в порядок квартиру. Будет шеф.

Он пошел в ванную и, пока из пузатой колонки бежала горячая струя, с пристальным вниманием рассматривал в зеркале свое лицо. Время от времени он устраивал себе такие смотрины. Было это не любование собой. Нет! Лицо разведчика — его визитная карточка, говорил он друзьям. Надо, чтобы оно всегда, в любой момент принимало то выражение, которое необходимо для дела. И он, как актер, отрабатывал перед зеркалом мельчайшие оттенки в выражении лица.

В первый момент на него смотрел усталый, погрязший в мелких страстишках человек: потухшие глаза, обрамленные поникшими крыльями бровей и набрякшими мешками под глазами; безвольно расплюснутые губы, мягкий, будто отвисший подбородок. Рейли брезгливо поморщился и провел рукой по лицу. И сразу же между круто выгнувшихся бровей пролегла жесткая складка, рот сжался в хищную усмешку, подбородок энергично выдался вперед. И только мешки под глазами так и остались нестертыми. Он помассировал их пальцами — безрезультатно. Решил: «Надо воздержаться от спиртного». Снова провел ладонью по лицу. Теперь на него смотрел добродушный, веселый парень. Ничем не примечательный, обычный.

Лежа в ванной, Рейли с удовольствием думал о том, что, несмотря на превратности судьбы, он еще не потерял своего замечательного дара мгновенно изменять выражение лица, дара перевоплощения.

Потом мысли, цепляясь и перескакивая, вернули его к действительности. Мгновенным взором он окинул гигантское поле битвы, битвы, где главнокомандующим был он — Рейли, а солдатами — все эти Савинковы, Грамматиковы, Корниловы, Деникины. И, черт побери, локкарты! Пусть тешат они себя своей эфемерной властью. Он-то знает, в чьи руки судьба вложила эту власть! Пусть считают его пешкой в крупной игре, которая ведется на бескрайних русских просторах. Пешки они — а не он! Потому что к нему, а не к ним тянутся нити заговоров, мятежей, диверсий, саботажа. Не у них, а у него в руках сила, способная покончить с большевиками. К нему, а не к ним приходят и приходят добровольцы, желающие отдать жизнь за «свободную Россию». Это он, а не они, посылает их в Петроград и Казань, Ярославль и Вологду и приказывает: ждите сигнала. Моего сигнала!..

Скоро придет Локкарт. Предстоит не совсем приятный разговор. Упрямый шотландец никак не хочет понять, что расстановка сил после подписания Брестского мира-сильно изменилась. И изменилась не в лучшую для нас сторону! Большевики, ух, как он ненавидит само это слово — победили в главном, кардинальном вопросе своей политики— вопросе о мире. С этим нельзя не считаться…

Блаженно отдуваясь, Рейли вылез из ванны, растер мускулистое тело лохматым полотенцем. Снова оглядел себя в зеркале и остался доволен — свежий, энергичный вид, усталости как не бывало.

Он присел на табурет, закурил… Земля! Мир! Вот чем побеждают большевики. Что можем мы им противопоставить? Штыки? Да! Голод? Да! Но этого мало! Бесконечно мало! С первых дней приезда в Россию он считал, что большевистскую власть надо взорвать изнутри. Пока это не удалось сделать. Несмотря на все старания Савинкова и его «Союза». Пока! Но, кажется, сейчас наступил момент действовать. Левые эсеры на чем свет клянут сторонников Ленина. Это хорошо! Значит, в Советах раскол. Значит, не сегодня-завтра надо ожидать, что эсерам дадут по шапке. Разумеется, они захотят вернуть власть. Что ж, мы поможем им… Добавить бы к этой ситуации провокацию… Такую, чтобы весь мир был потрясен коварством большевиков… Что-нибудь придумаем…

Весь этот день Рейли терпеливо ожидал Локкарта. Бродил по огромной квартире, курил, перебрасывался словами с Дагмарой. Квартира была холодной, пахла пылью, мышами, коньяком и еще чем-то далеким и знакомым. Он все старался припомнить, где слышал такой же запах. Потом вспомнил — так пахли никчемные, но заботливо хранимые матерью вещицы в его доме — ларец с потускневшим изображением Георгия Победоносца, какие-то давно пустовавшие футляры и тусклые флаконы из-под духов… На Рейли вдруг нашло наивно-лирическое настроение. Как в детстве, захотелось забиться в уголок, прижаться щекой к холодной стенке шифоньера и унестись мечтами в розовую даль.

И невдомек было Рейли, что этот запах — запах прошлого, увядания и смерти — до конца жизни будет казаться ему запахом юности, надежд и свершений…

Локкарт пришел под вечер. Потребовал у Дагмары коньяка и, подняв рюмку, провозгласил:

— Пью за нас с вами! За наш успех, за нашу победу!

Потом уселся в кресло и рассказал, что сегодня левые эсеры, как он выразился, «опомнились и порвали с большевиками». Локкарт говорил, а Рейли казалось, что произносит он свои тирады, чтобы успокоить самого себя.

— А вы уверены, Брюс, что левые эсеры способны всерьез противостоять большевикам? — в лоб спросил Рейли.

Локкарт перешел к; окну, зачем-то потрогал тяжелый парчовый занавес и глубокомысленно произнес:

— В этой схватке, Сидней, победит тот, у кого в руках окажется больше золота. Я не очень-то верю в левых эсеров и их лидера — мадам Спиридонову. В их действиях слишком много чувств и мало расчета. Правда, мой коллега Гренар все утро пытался убедить меня, что левые эсеры — серьезный противник большевиков, но…

— Гренар мыслит мушкетерскими категориями, — вставил не без ехидства Рейли. — У него в подчинении много дельных людей — смелых, решительных, умных, но сам он…

— Я вас понял, Сидней. И полностью согласен. Мы и пальцем не пошевельнем, вздумай Гренар связаться с левыми эсерами… А теперь — подведем баланс. Дагмара, милочка, оставьте нас одних, пожалуйста.

Он достал лист бумаги, провел жирную линию посередине. На одной половине написал: «за большевиков», на второй: «против большевиков». Потом принялся быстро строчить, не обращая внимания на Рейли, который ходил по комнате и ворчал: глупая затея, детские штучки, кому это нужно.

Закончив писать, Локкарт протянул Рейли листок:

— Бухгалтерия, Сидней, великая наука! Иногда она помогает видеть невидимое.

Подойдя к окну