— Я могу сделать тебя счастливой, Звезда. Я знаю это. Хоть я и старый… и хромой, я могу сделать тебя счастливой. Я ждал тебя всю мою жизнь, моя звезда. Ты всегда казалась мне звездой, Эмили. Прекрасной, недоступной звездой. Теперь ты моя, я держу тебя, ношу на груди. И ты еще полюбишь меня, когда-нибудь ты одаришь меня чувством более глубоким, чем привязанность.

Страсть, зазвучавшая в его голосе, заставила Эмили слегка вздрогнуть. Похоже, Дин собирался потребовать от нее больше, чем она могла дать ему.

Еще одно, на время обеспокоившее ее, предостережение Эмили услышала от Илзи, которая после окончания Школы драматического мастерства приехала на неделю домой, чтобы отдохнуть, прежде чем отправиться в летнее концертное турне.

— В некоторых отношениях, душенька, Дин — самый подходящий мужчина для тебя. Он умен, и очарователен, и не так ужасно надувается от важности, как большинство Пристов. Но ты будешь принадлежать ему телом и душой. Дин не допустит, чтобы та, что будет рядом с ним, интересовалась чем-то, кроме него. Он должен владеть ею безраздельно. Если тебя это не смущает…

— Не думаю, чтобы меня это смущало.

— Но твоя писательская работа…

— О, с этим я покончила. Со времени моей травмы у меня, похоже, пропал интерес к литературе. Я увидела тогда, как мало она в действительности значит, как много есть такого, что гораздо важнее…

— Ну, раз у тебя так изменились взгляды, ты будешь счастлива с Дином. О-хо-хо! — Илзи вздохнула и принялась рвать на кусочки лепестки кроваво-красной розы, приколотой к ее талии. — Я чувствую себя ужасно старой и благоразумной, когда говорю с тобой о твоем замужестве. Это кажется таким… нелепым. Вчера мы были школьницами. Сегодня ты помолвлена. Завтра… ты будешь бабушкой.

— А разве ты… Разве в твоей жизни, Илзи, никого нет?

— Послушайте лисицу, оставшуюся без хвоста![18]Нет, спасибо. Кроме того, можно, пожалуй, и не скрывать… Мне ужасно хочется честно во всем признаться. Для меня никогда не существовало никого, кроме Перри Миллера. Но ты глубоко впустила в него свои коготки.

Перри Миллер! Эмили не могла поверить собственным ушам.

— Илзи! Ты всегда смеялась над ним, страшно злилась на него.

— Естественно. Он так мне нравился, что я приходила в ярость, когда видела, каким дураком он себя выставляет. Я хотела гордиться им, а он всегда заставлял меня его стыдиться. Ох, бывали моменты, когда он злил меня до того, что я была готова откусить ножку стула. Ты думаешь, если бы я была к нему равнодушна, для меня имело бы значение, каким ослом он себя выставлял? Я никак не могу покончить с этим… Вероятно, это и есть то самое, вошедшее в поговорку, «безрассудство Бернли». Наши чувства никогда не меняются. Ох, я так и бросилась бы к нему… Может быть, еще и брошусь, несмотря на селедочные бочки, Стоувпайптаун и все прочее. Так-то вот. Но ничего. Жизнь вполне выносима и без него.

— Возможно… когда-нибудь…

— Не выдумывай. Эмили, я не потерплю, чтобы ты выдавала меня замуж. Перри никогда обо мне и не вспоминал… и никогда не вспомнит. И я не собираюсь вспоминать о нем. Помнишь старый стишок, над которым мы смеялись на последнем году учебы в школе, думали тогда, что все это чушь?

Есть извечная в мире причина

Горьких слез и разбитых сердец;

Ведь твоим может быть мужчина

Лишь в начале иль под конец.

Но всегда, непрерывно владеть им,

И взаймы не давать и не брать —

Вот чего все мы, девы, желаем,

Но не могут нам боги послать.

Что ж, я закончила учебу. Теперь на несколько лет для меня главное — карьера. Когда-нибудь, смею думать, я все же выйду замуж.

— За Тедди? — Эмили была готова откусить собственный язык в тот миг, когда это имя сорвалось с него.

Илзи бросила на нее долгий, испытующий взгляд, который Эмили, со всей гордостью Марри, успешно парировала столь же долгим взглядом… быть может, даже слишком успешно.

— Нет, не за Тедди. Тедди никогда и не думал обо мне. Сомневаюсь, чтобы он думал хоть о ком-то, кроме себя самого. Тедди — душка, но он эгоист. Да, Эмили, это правда.

— Нет, не правда! — с негодованием воскликнула Эмили. Она не могла слушать такие оскорбления в адрес Тедди.

— Ну, не будем ссориться из-за этого. Эгоист или не эгоист, какая разница? Он все равно уже ушел из твоей и из моей жизни. Кот его задери. Он сделает блестящую карьеру. В Монреале его считают безумно талантливым. Из него выйдет отличный портретист, если он только излечится от своей давней дурацкой привычки вставлять тебя во все лица, которые рисует.

— Глупости. Ничего он не вставляет…

— Вставляет. Я ругалась с ним из-за этого бессчетное число раз. Разумеется, он все отрицает. Я полагаю, он сам не знает, как это у него получается. Вероятно, последствия каких-то давних подсознательных эмоций, если воспользоваться профессиональным жаргоном современных психологов. Но это неважно. Я уже сказала, что собираюсь когда-нибудь вступить в брак. Когда мне надоест быть актрисой. Пока это очень весело, но когда-нибудь я благоразумно выйду замуж, совсем как ты, за какое-нибудь золотое сердце с кубышкой серебра. Забавно, правда же, говорить, что выйдешь замуж за мужчину, которого еще никогда не видела? Что он делает в эту самую минуту? Бреется, ругается, страдает из-за какой-нибудь другой девушки? Все равно, женится он на мне. О, наш брак тоже будет довольно счастливым. И мы с тобой будем навещать друг друга, и сравнивать наших детей, и ты назовешь свою первую дочку Илзи, не правда ли, моя задушевная подруга, и… и какая это дьявольская штука быть женщиной, правда, Эмили?

Старый Келли, жестянщик, который много лет был другом Эмили, тоже не смог удержаться, чтобы не высказать, что лежало у него на душе. Никто не смог бы закрыть рот Старому Келли.

— Девочка, дорогая, это правда, что ты собираешься замуж за Кривобока Приста?

— Истинная правда.

Эмили знала, что Старый Келли никогда не назовет Дина иначе как Кривобоком — бесполезно и ждать чего-то другого. Однако, слыша это прозвище, она всегда морщилась, как от боли.

Старый Келли смущенно поскреб физиономию.

— Слишком ты молода в житейском смысле, чтобы выходить замуж вообще… а уж тем более за Приста.

— Разве вы не дразнили меня годами, что я никак не заведу себе жениха? — спросила Эмили лукаво.

— Девочка, дорогая, шутка есть шутка, но тут уже не шутки. Не упрямься, милочка. Остановись и подумай. Бывают узелки, которые очень легко завязать, а вот развязать — совсем иное дело. Я всегда предостерегал тебя, чтобы не выходила замуж за Приста. Глупо я поступал… следовало бы мне об этом знать. Я должен был твердить тебе, чтобы ты вышла за Приста.