– Пожалуй, не откажусь…

Пока Анастасия Николаевна отдавала распоряжения, Илья Иванович прошёлся по гостиной и прилегающему к ней коридору, отметив, что картин в доме изрядно прибавилось. Он ничего не смыслил в живописи, картины называл «картинками» и делил их на те, что радовали глаз, и те, что, напротив, навевали тоску и скуку.

Горничная подала чай. Илья вольготно расположился за столом и принялся с аппетитом уплетать тёплые ещё пирожки.

– Завтра приеду к тебе… – прошептала Анастасия и томно посмотрела на Илью.

Тот едва не поперхнулся: хотя они и были почти ровесниками и уже не первый год любовниками, откровенность Анастасии по-прежнему смущала.

Из прихожей раздался голос Василия. Заметив пальто брата, Глызин-старший поспешил подняться на второй этаж, в гостиную. Илья и Анастасия по-родственному распивали чаи.

– А, братец, вечер добрый! – проронил Василий и тоже сел за стол. Горничная поставила перед ним чашку с горячим чаем. Василий смачно подул на него, отхлебнул и довольно крякнул.

Анастасия не спрашивала мужа, как прошёл день, как вообще у него идут дела. Ей было безразлично.

Илья опустил глаза, едва сдерживаясь, чтобы не высказать брату всё, что накипело, прямо при Анастасии.

– Добрый, добрый… – с видимым усилием отозвался он и взял очередной пирожок.

Анастасия Николаевна, почувствовав возникшее промеж братьев напряжение и дабы не накалить обстановку ещё пуще, вышла из комнаты.

Из детской доносились мелодичные звуки фортепиано. Полина и мадемуазель Амалия музицировали.

Анастасия заглянула в дверь. Дочь, несколько уже утомлённая занятиями, тотчас сорвалась с места и бросилась к матери. Амалия не возражала: в отличие от гувернанток-англичанок, предпочитающих чуть что применять розги, она не была строга, стараясь, напротив, во всём придерживаться золотой середины.

– Идём в гостиную, – поцеловала Анастасия дочь. – Дядя Илья приехал.

Полина обожала своего дядюшку! Правда, в последнее время он приезжал к ним отчего-то всё реже и реже, а когда она спрашивала о нём, мама неизменно отвечала, что дядя Илья занят в какой-то конторе.

Анастасия Николаевна и Полина вошли в гостиную. Мужчины по-прежнему молчали, сосредоточившись на чае и пирожках. Девочка бросилась сначала к отцу.

– Ах, папа, – прощебетала она на французский манер, – а мы с мадемуазель Амалией разучили сегодня новый этюд!

– Умница, ты моя! – Василий Иванович ласково погладил дочь по голове и хотел посадить к себе на колени.

Ловко вывернувшись, девочка подбежала к дяде Илье.

– Ах, маленькая шалунья, – сказал тот и чмокнул малышку в щёчку.

Горничная принесла ещё одну чашку, наполнила её чаем из попыхивавшего на столе самовара и поставила перед Полиной.

– А с чем пирожки? – по-хозяйски поинтересовалась девчушка.

– С персиками из ваших теплиц, сударыня, – шутливо поклонилась ей горничная.

Анастасия, расположившись на диване, исподволь наблюдала за мужем, любовником и дочерью. С годами Полина становилась всё более похожей на Василия, однако часто в ней проглядывали и черты Ильи.

«Господи, прости меня, грешную! – взмолилась мысленно Анастасия. – И за то, что замуж не за того вышла, и за то, что не знаю наверняка, кто из братьев отец Полины…»

Взглянув любовно на дочь, с аппетитом уплетающую пирожки, Анастасия Николаевна улыбнулась. Своим появлением девочка явно оживила атмосферу за столом. Мужчины даже перебросились друг с другом парой фраз…

* * *

Как только Анастасия Николаевна и Полина направились в гостиную, мадемуазель Амалия поспешила в свою комнату, где тотчас плотно прикрыла дверь и затаила дыхание. В последнее время девушке казалось, что кто-то постоянно стоит под её дверью и подслушивает… Но что здесь можно услышать? В своей комнате Амалия обычно или молчит, или пишет в дневнике.

Прежде Амалия всегда оставляла дневник в верхнем ящике письменного стола, но теперь стала тщательно его прятать. Однажды, войдя в комнату, она заметила, что некоторые её вещи хотя и лежат вроде бы аккуратно, но всё же не так, как сложены были ею… В комнате явно побывал посторонний.

К сожалению, в доме Глызиных не принято было запирать комнаты на ключ, а попросить хозяйку об исключении Амалия не решалась: пришлось бы объяснять свои страхи и подозрения. А что, если ей всё это мерещится?

…Сердце Амалии учащённо билось. Наконец, отдышавшись и успокоившись, она извлекла из рукава письмо.

Сегодня они гуляли с Полин по Пречистенке, как вдруг подбежал какой-то мальчишка и молча сунул конверт ей прямо в руки. Амалия стушевалась, но Полин, кажется, ничего не заметила: разглядывала в тот момент лошадку на противоположной стороне улицы. Амалия спрятала конверт в рукав, и целый день он буквально жёг ей руку.

И вот, наконец, Амалии представилась возможность уединиться. Волнуясь, она развернула конверт. Тот был совершенно чистым, без единой надписи.

Француженка взяла ножницы, вскрыла конверт, вынула из него письмо и, сгорая от нетерпения, начала читать.

Девушка перечитала письмо несколько раз подряд, не веря своим глазам. По щекам покатились слёзы…

– Боже мой, боже мой! – воскликнула она по-французски.

* * *

Анастасия Николаевна почувствовала, что братьям нужно остаться наедине.

– Полина, доченька, сыграй мне что-нибудь на фортепиано! Что вы там сегодня с мадемуазель Амалией разучивали?

Девочка просияла. Ей нравилось, когда мама проявляла интерес к её успехам.

– Я сыграю новый этюд! Пойдём, мама…

Мать и дочь вышли из гостиной, Василий Иванович проводил их долгим взглядом. Илья допивал третью чашку, исподволь посматривая на брата.

– Василий, давно собирался с тобой потолковать…

Старший Глызин вздохнул:

– Устал я, братец… Давай завтра в конторе всё обговорим.

– В конторе?! – взвился Илья. – А ты помнишь, когда был там в последний раз?

Лицо Василия изменилось. Илье давно было знакомо это выражение лица брата: ничего хорошего оно не предвещало.

– Как ты смеешь мне такое говорить?! – задыхаясь от гнева, воскликнул Глызин-старший. – Мне! Ты!

Илья резко поднялся:

– Ну, я. Ну, тебе. Дальше что? Разве ты не свалил на меня все дела?

– Не переломишься! Чего тебе ещё делать? Ни семьи, ни забот…

– Не кипятись, Василий. Если помнишь – в деле мы имеем равные доли! Значит, и заниматься делом должны поровну. Ты же позволяешь себе приезжать в контору, когда вздумается, орёшь на всех, как безумный… Уже два приказчика по твоей милости ушли…