— Так расскажи, что произошло сегодня утром? — спросил Росс, прогоняя из головы все фривольные мысли. — Ты удивительно быстро оправилась. Врачи ничего не нашли?

Тесса проглотила лазанью и помотала головой.

— Я ничего не повредила, так что не было необходимости обращаться к врачу. Все, что со мной случилось, — это полет в канаву, полную снега.

— Боже, ты ведь ехала на велосипеде! — воскликнул Росс, подняв брови. — В такую погоду садится на велосипед только тот, кто ищет себе неприятностей. У тебя что, непреодолимая тяга к смерти?

Тесса улыбнулась.

— Вообще-то, у меня «Ралей Спорт». Точнее, он еще утром у меня был.

— И что теперь будешь делать? — спросил Росс, показывая вилкой на глубокий снег за окном.

Тесса склонила голову набок, делая вид, что задумалась над ответом.

— Наверное, дам ему название, — сказала она наконец, — что-нибудь вроде «Лепешка» или «Блин», и выставлю в галерее «Тейт-Модерн»[11].

— Послушай, — сказал Росс, строго на нее посмотрев, чтобы заставить говорить серьезно, — ты можешь шутить, как хочешь, но все-таки, нравится тебе это или нет, меня очень волнует твоя безопасность. Ты носишь моего ребенка, и я не могу просто стоять и смотреть, как ты глупо рискуешь своей жизнью. Жизнью вас обоих.

Тронутая его заботой, но в то же время оскорбленная тем, что он так плохо о ней думает, Тесса бросила на него гневный взгляд.

— Да, знаю. Мне надо было ехать в город на своей новой «Ламборджини», — сказала она резко. — Росс, ты явно не понимаешь. Будет возможность — куплю себе машину, а до тех пор мне придется обходиться чем-нибудь менее дорогим. Ради бога, перестань, а то, глядя на твое лицо, можно решить, что я прыгнула с самолета. К тому же в аварии виноват не велосипед, а тягач.

— Ребенок, правда, в порядке? — спросил Росс, резко меняя тему.

Видя, что он понял, что она имеет в виду, Тесса кивнула.

— В абсолютном, насколько могу судить.

— Ты уже почти на четвертом месяце, изменения наблюдаются?

Тесса не могла сдержать улыбку. Он говорит прямо как акушерка. Сейчас еще вытащит стетоскоп и начнет слушать сердцебиение плода.

— Да, я прибавила несколько фунтов, и джинсы на животе уже не застегиваются, — с серьезным видом сообщила она. — Поэтому и ношу просторный свитер, скрывающий множество грехов.

— И сиськи стали больше, — заметил Росс, с нескрываемым любопытством рассматривая ее грудь.

На этот раз Тесса расхохоталась.

— Да, сиськи стали больше. Скоро между грудей появится ложбинка, как у Холли. У беременности все-таки есть преимущества.

Через некоторое время, когда они уже закончили есть, Росс сказал:

— Расскажи мне о своем таинственном прошлом. Где ты училась живописи?

— Тайны никакой нет. — Тесса по-прежнему сидела на полу и сейчас чистила апельсин и делила его на дольки. — И нигде систематически не училась. Когда была маленькая, мама поощряла мое увлечение рисованием, а когда я подросла, она стала помогать советами. Мама очень любила живопись, была самоучкой, но имела настоящий вкус. И она была превосходным учителем… она научила меня ценить волшебство Ван-Дейка, Микеланджело, Брейгеля и Каналетто[12], в то время как меня интересовал только Тулуз Лотрек[13]. В детстве я с мамой целые дни проводила в Национальной галерее.

— Вы жили в Лондоне? — Росс чувствовал, что сегодня Тесса расположена к беседе. И сейчас, как никогда раньше, ему хотелось узнать как можно больше о прошлом этой независимой девушки.

— Отец мой умер, когда мне был всего год. У него обнаружили опухоль головного мозга, и целый год мама нянчила нас обоих. Потом у нее осталась только я. — Тесса ненадолго погрузилась в задумчивость, глядя на колышущееся пламя, затем пожала плечами и предложила Россу дольку апельсина. — Когда мне исполнилось семь, мама встретила одного человека, художника. Он был крупный и красивый, с длинными светлыми волосами, темными усами, и звали его Том Чартерис. Мы обе его обожали, но, как многие художники, он был эгоистичен, высокомерен. Том позволил маме несколько месяцев себя содержать, а затем ушел к другой женщине, которая могла содержать его лучше. Мама была просто опустошена, так как она верила в него, делала для него все, на что хватало ее сил и средств. Она не могла смириться с тем, что он ее бросил. Тогда мы и переехали в Бат. Она устроилась домработницей к родителям Холли, и мы стали жить в их доме. Так я и познакомилась с Холли. Естественно, мы были на разных полюсах. Сюзанна и Майкл Кинг были по-настоящему богаты. Они и сейчас богаты, но тогда они жили так, как нам было даже и не вообразить. Холли летала на самолете с родителями по всему миру, а моя мама убирала их дом, чистила серебро и выколачивала пыль из чиппендейловских[14] стульев. Но каждый раз, когда они возвращались с Барбадоса или из Нью-Йорка, мы с Холли чувствовали себя так, как будто и не расставались. Мы продолжали дружить, и надо отдать должное ее родителям, они никогда не пытались нас разлучить. Ведь я все-таки была всего лишь дочерью домработницы.

— Абсурдная мысль, — перебил ее Росс, возмущенный старомодными взглядами Тессы.

— Не такая уж абсурдная. Холли ходила в престижную школу, в которой можно было завести друзей из очень влиятельных семей. Родители хотели для дочери всего самого лучшего. Холли, к счастью, не пошла на то, чтобы друзей ей выбирали, и родители понимали, что не стоит ее переубеждать. Они были моими первыми покупателями, и картины, которые они купили, когда мне было двадцать, и сегодня висят у них в гостиной. Когда пять лет назад моя мама умерла, родители Холли предложили мне жить у них.

— И ты, естественно, отказалась.

— Я была взрослой. Я вполне могла о себе позаботиться, — серьезным тоном ответила Тесса.

Росс пожал плечами.

— Странно, что ты не стала снимать квартиру на пару с Холли.

— Она, конечно, это предложила, но я просто не смогла бы платить половину за такую квартиру, которая подошла бы Холли, а на ее деньги я жить тоже не хотела. Так что я нашла этот домик — я снимаю его у фермера, который живет ниже в долине, — и поселилась в нем. Я живу здесь уже пять лет.