– Черт… Действительно, похоже на реперные точки… – процедил сквозь зубы Аникин.

– И рука женская, – добавил, тыча пальцем в листок, Латаный.

– Товарищ командир… – раздался из соседней комнаты голос Тютина. – У них тут в шкафу шмотки фашистские висят. Мундир… Орлы фашистские на рукавах и на воротнике. Вот гад…

Андрей изучающе, в упор посмотрел на женщину. Глаза ее сузились до непроглядных щелей. Она задышала часто-часто и глубоко, словно готовилась к чему-то: то ли к смерти, то ли к отчаянному прыжку.

– Значится, он отслеживал, своей фрау сообщал, а она дальше куда надо передавала, – вслух предположил Аникин.

– А как же эта стерва… – начал Латаный, но не договорил, умолкнув на середине фразы.

– По телефону… – догадался Аникин.

Он подошел вплотную к тумбочке у кровати, где под благоухающей сиренью стоял черный аппарат. Андрей снял трубку и поднес ее к уху. Прерываясь и перебиваясь клокотаниями и хрипами, в трубке непрерывно длился гудок.

– Работает… – сказал Аникин.

– Вот гады… – выдохнул в сердцах Латаный. – Им и радисты не нужны. По всему городу созваниваются…

В этот момент произошло то, чего никто не ожидал. Немец вдруг истошно закричал. Бабаев, не ожидая, что фашист что-то задумал, ослабил хватку. Немец, резко выдернув руки из его ладоней, совершил три широких шага и на четвертом, вытянув руки вдоль головы вперед, оттолкнувшись, словно с пирса в море, прыгнул в оконный проем.

На движение немца отреагировал только Тютин. Он с молниеносной быстротой вскинул свою винтовку и спустил курок. Оглушительный грохот выстрела вспучился пузырем, заложив уши протяжным густым звоном.

Бабаев опрометью, скорее по инерции, бросился следом, выглянул и тут же отпрянул от окна в сторону. Несколько пуль ударили в оконную раму и противостоящую от внешней стену комнаты.

– Ты чего? Сдурел? – накинулся на стрелявшего Латаный. – Ты же Ферзя мог укокошить!..

Тютин все с той же гримасой злобы на лице выслушал крик Латаного и только процедил в ответ:

– Ушел, гад…

Он, видимо, задумал во что бы то ни стало посчитаться с немцем и с его фрау.

– Нет… не ушел… – радостно крикнул из своего укрытия Бабаев. – Готовая фашиста… Голова – в красный лепешка!..

Поступок немца привел всех в замешательство, но только на долю секунды.

– Уходим… вниз… – сухо скомандовал Аникин, вскользь бросив мимолетный взгляд на женщину.

Лицо фрау совершенно изменилось. Глаза ее были широко раскрыты, и в них, и во всем ее облике не было теперь недавней еще, хищной остервенелости. Они были переполнены ужасом. Страх безраздельно завладел ею, как вирус, который проник во все ее поры и теперь сотрясал ее волнами лихорадочного озноба.

Тут опять произошло нечто, что на миг повергло бойцов в состояние смятения и растерянности.

Немка вдруг кинулась к Аникину, но не с ненавистью и злобой. Она обхватила его левую ногу руками чуть ниже колена и повисла на ней, прижавшись грудью, руками, лицом к сапогу. Аникин, опешив, попытался сделать шаг, и она сползла всем телом с кровати на пол, не расцепляя рук.

Вдруг умоляюще, тихим, дрожащим голосом она что-то забормотала, как заклинание, как молитву.

– Ну, дела… – удивленно выдохнул Милютин.

– Вот стерва… – добавил Латаный. – Как мужик ее в окно сиганул, сразу переменилась.

– Черт… Оттащите ее… – тщетно пытаясь оторвать ее от ноги, призвал на помощь Аникин.

Латаный и Милютин с готовностью ухватились за женщину и принялись ее оттаскивать. Она с тем же воспаленным, исполненным смятения и ужаса взглядом принялась хватать их за руки и продолжала твердить одно и то же.

– А ничего бабенка… – расплывшись в масляной улыбке, проговорил Латаный, придавливая ее к боковушке кровати. – И чего это она, интересно, лопочет?

– В любви тебе признается… – хихикнул Милютин.

Он тоже пользовался моментом, шаря руками под пальто расхристанной немки.

– Так я ж не против… – наигранным голоском пролепетал Латаный.

На Тютина эта сцена не произвела никакого впечатления.

– Что с этой стервой делать, командир? – с неостывшей злобой спросил он. – Давайте следом ее?.. За муженьком… пусть полетает…

Аникин опять глянул в сторону кровати.

– Эту… тоже вниз… – коротко бросил он, стремительно выходя из комнаты сквозь густую смесь запахов цветущей сирени и горелого пороха.

Пока Аникин и бойцы отделения Латаного разбирались с немцами, штрафники первого взвода вместе с артиллерийским расчетом младшего лейтенанта Воронова и пэтээровцами сержанта Вешкина сумели преодолеть рубеж баррикады и продвинуться дальше по улице на добрых пятьдесят метров. С новых позиций дальше, метрах в пятистах, хорошо просматривался перекресток, перегороженный очередным подобием баррикады.

С правого боку поперек улицы, ощетинившись, стояло несколько «ежей», сработанных из железнодорожных рельс, а слева почти во всю ширину улицу лежа перегораживала гигантская красно-желтая коробка. Аникин не сразу сообразил, что это трамвайный вагон. Фашисты вытащили его прямо на брусчатку, использовав в качестве перегородки. Значит, и «ежи» немцы могли наварить из трамвайных путей.

Когда группа Аникина и Латаного добралась до расчета Воронова, артиллеристы находились под плотным огнем. Фашисты, не останавливаясь ни на секунду, простреливали улицу насквозь из «фаустпатронов», автоматов и винтовок. Один пулемет работал короткими очередями только по «полковушке» со стороны трамвая. Еще по крайней мере два пулемета били по противоположной, левой стороне улицы, где из разбитой витрины магазина вел ответный огонь Кокошилов.

Пулеметный расчет в полном составе – Кокошилова и Безбородько сумел разглядеть своими зоркими глазами Чаплыгин, с расцарапанным лицом прибежавший за обтесанный пулями угол дома, где расположился младший лейтенант Воронов и его подчиненные.

Командир артиллерийского расчета по-мальчишески обрадовался, увидев Аникина и его людей живыми.

– Вот черти!.. Лупят и лупят… – приветственно хлопая Аникина по плечу, прокричал он и махнул рукой в сторону угловой грани здания. Там, над тротуаром и мостовой, непрерывно свистели пули, а с угловой стены все время сыпались сколы кирпича.

– Высунулись… дали один выстрел по трамваю. Чуть подвинули вагончик… – надсаживал голос Воронов. – Да пришлось обратно затаскивать!.. «Фаусты» летят, что автоматные очереди… И откуда у них столько добра этого? И еще пулеметчик… Видите, уже весь угол изгрыз…