Серия исследований Трейси была опубликована в «Психологической науке»[10]и «Эмоции»[11]. Эти исследования показывают, что люди уверенно определяют описанное выражение как выражение гордости и легко отличают фотографию гордого человека от фотографий других людей, которые выражают другие эмоции. Более того, даже четырехлетние дети и люди из изолированной племенной культуры в Буркина-Фасо (Африка) правильно определяют это выражение так же часто, как счастье, удивление, печаль и прочие первичные эмоции. Эти данные определенно доказывают, что гордость универсально признана и, вероятно, развита для выполнения некоей социальной цели типа поддержания статуса человека.

Самый интригующий вопрос в этой связи: и все же, способность испытывать гордость присуща человеку как данность или предписана культурой? Потому что от этого зависит в конце концов, стоит ее считать первичной эмоцией или продолжать относить ко вторичным. Работа Трейси предполагает, что, если гордость абсолютно одинакова во всех культурах, это значит, что она является частью эмоционального инвентаря людей. Значит ли это, что гордость надо отнести к первичным эмоциям? Здесь Трейси не дает сразу однозначного ответа, она уточняет, что все зависит от того, какие критерии использовать.

Майкл Льюис, например, утверждает, что все эмоции самосознания (то есть осознание реальной ситуации и оценка ее с точки зрения нужд человека и его системы ценностей), включая и гордость, и стыд, и вину, являются базовыми. Но самое большое различие между первичными эмоциями, которые присутствуют в человеке со младенчества и имеют универсальное выражение лица, и эмоциями самосознания, которые начинают развиваться в возрасте примерно восемнадцати месяцев, состоит в том, что последние требуют саморазвития, им нужно учиться, их необходимо развивать. Проблема с этими эмоциями состоит в том, что их тяжело изучать, потому что одно и то же действие у одного человека вызовет вину, стыд или гордость, а у другого – не вызовет.

Льюис развивал теорию, описывающую два аспекта гордости, о которых мы говорили в самом начале этой главы: производительный, положительный, и другой, связанный с самовлюбленностью и высокомерием. Ученый делает интереснейшее предположение, познакомиться с которым полезно каждому из нас, и особенно тем, кто считает, что презрение к другим людям и нарциссизм – верный путь к самоутверждению. Льюис говорит о том, что человек, который испытывает гордость первого типа, нацелен на успех, а человек, который испытывает гордость второго типа, нацелен на себя. Каждый тип гордости очень просто отличить. Вы и сами почувствуете разницу между выражениями:

«Я сделал работу идеально, потому что долго готовился и очень старался» и «Я всегда делаю работу идеально, потому что я идеален»;

«Я хорошо выгляжу, потому что много делаю для этого» и «Я хорошо выгляжу, потому что я богиня»;

«Да, со мной многие дружат, потому что я стараюсь быть хорошим человеком» и «Со мной никто не дружит, потому что они все неудачники, которые завидуют моей неземной красоте (уму, профессионализму)».

Любое исследование гордости, уверен Льюис, должно учитывать разницу между двумя ее типами.

Трейси не спорит с этим предложением, наоборот, она своими исследованиями еще больше его упрочила. В серии исследований она попросила участников распределить связанные с гордостью слова по группам. Как она ожидала, проявились два отличных и относительно независимых фактора. Тип гордости: «Я отработал отлично» – она называет ориентированным на достижение; этот тип у людей ассоциируется с адаптивной личностью, иными словами, такая гордость помогает человеку занять место в обществе. Человек с гордостью подобного качества – целеустремленный, работящий, трезвомыслящий. Тип гордости «Я – само совершенство» ориентирован на самовосхваление и ассоциируется с отрицательными чертами личности. Человек такой гордости – заносчивый, высокомерный, эгоцентричный, самовлюбленный.

Интересно, что оба типа гордости одинаково проявляются в выражении лица, а это подразумевает, что они являются аспектами одной и той же эмоции, но не двух отличных эмоций. Так каким образом все эти эмоции самосознания, особенно те из них, которые очевидно деструктивны, вписываются в рамки эволюции? Вероятно, гордость, ориентированная на достижение, продвигает социальный статус человека через построение долгосрочных отношений. Вы заметите обоснованность этого предположения Трейси, если внимательно посмотрите на людей, обладающих таким чувством гордости; они методично работают над собой, в какой бы сфере ни лежал предмет их гордости. Хотят ли они добиться успеха в работе, творчестве или семейной жизни, они будут делать ставку на построение прочных отношений.

Иначе ведет себя высокомерная гордость: она продвигает статус быстро, получая восхищение, а иногда и симпатию окружающих. Вы можете усомниться в этом предположении, сказав, что такие люди никому не нравятся: ну кого восхищает самовлюбленная принцесса?! И тем не менее ориентация на быстрый эффект приносит плоды, потому что восхищенных немало: это и нарциссы противоположного пола, которые сами не заинтересованы в долгосрочных отношениях, и того же пола серые мышки, которые мечтают стать такими же блистательными принцессами. Та же схема срабатывает в профессиональной сфере. Не секрет, что часто начальник склонен подпадать под обаяние нового сотрудника, который буквально сыплет идеями одна смелее другой и бесстрашно берется каждую из них реализовать на отлично. Известны случаи, когда ради подобных гордецов начальник затирал испытанного в бою сотрудника. Стоит ли уточнять, что в десяти случаях из десяти гордец оказывается пустышкой, а идея остается нереализованной или реализованной так, что лучше было бы этого не делать. Испытанный в бою сотрудник будет придерживаться принципа «профессионализм – это стабильно высокий результат, который всегда можно улучшить».

Льюис говорит, что гордость полезна, а иногда и вовсе необходима, чтобы справиться с проблемой. Есть много ситуаций, когда гордиться собой – хорошо и правильно. Но, подчеркивает он, с любым из двух типов гордости и перебор, и недобор не приводят ни к чему хорошему.

Исследователи обнаружили, что наша культура помогает формировать то, как мы помним свое прошлое и как далеко простирается наша память. Спросите европейца о его самом раннем ярком воспоминании. Скорее всего, вы услышите нечто вроде: «Свадьба маминого брата, мне было три года», или «Папа принес в дом щенка. Мне было почти четыре». Такого рода ответы вам дадут и американцы. Все, что происходило до трех с половиной лист, для нас – чистый лист. Потому что все мы имеем то, что Фрейд назвал амнезией детства, – неспособность помнить самое раннее детство.

Однако если спросить коренного новозеландца о его самом раннем воспоминании, то окажется, что амнезия детства закончилась немного раньше. Первые воспоминания новозеландца будут касаться, например, посещения похорон родственника в возрасте двух с половиной лет. А вот китайский или корейский взрослый, с другой стороны, не вспомнит ничего раньше своего четырехлетнего возраста.