Эмили смутно ощущала, что движения Павла становятся все неистовее. Вот он вошел в нее последний раз и громко простонал.

Долгое время ее голова была как в тумане. Она ощущала на шее жаркое дыхание Павла. Ее пальцы лениво ласкали его затылок. Она лежала, уставившись в потолок.

Когда туман и чувственные ощущения стали рассеиваться, Эмили собралась с мыслями. Она поняла, что отныне ее жизнь навсегда изменилась.

После того, что произошло, она никогда не будет прежней.

Когда Эмили проснулась, шторм стих. Луч света пробивался сквозь небольшое окно-иллюминатор. Павла в кровати не было.

Она посмотрела на часы. Восемь утра. Она мало спала и понимала, что ей предстоит нелегкий день.

Ванная комната была пуста. Эмили вошла туда, заперла дверь и встала под душ. Она долго стояла, не шевелясь, под струями горячей воды.

Эмили по-прежнему чувствовала кожей прикосновение губ Павла. Ее тело горело, но не от горячей воды. Раньше Эмили никогда не испытывала подобных ощущений.

И все же она не могла не думать о том, что, вероятно, совершила самую большую ошибку в жизни.

Жаль, что ей не удастся скрываться в ванной комнате вечно. Рано или поздно ей придется встретиться с Павлом при свете дня.

Переодевшись в черное бикини и зеленый саронг, она налила себе чашку чаю и открыла дверь убежища.

Эмили сразу же окутала дневная жара. Она вздохнула, увидев последствия шторма. Десятки деревьев выкорчевало ветром, территория перед убежищем была усеяна листьями и ветками.

Павла нигде не было.

Эмили опустилась на скамью, на которой сидела прошлой ночью. Глубоко вздыхая, она посмотрела вокруг. Небо было ярким и безоблачным. Эмили впервые наблюдала впечатляющую перспективу. Вдали виднелись соседние острова и спокойные сверкающие воды океана.

Эмили скорее почувствовала, чем услышала движение. Затаив дыхание, она ждала, когда Павел присядет рядом с ней на приличествующем расстоянии. Ее сердце болезненно ёкнуло.

– Много разрушений? – спросила она. По крайней мере, ей удалось с ним заговорить.

– Я еще не был в доме. Ждал, когда ты проснешься.

Эмили подумала, что, вероятно, после этой фразы ей следует встать и собрать свои вещи.

На миг закрыв глаза, чтобы совладать с эмоциями, она притворилась беспечной и обернулась, чтобы посмотреть на Павла.

Он был гладко выбрит и аккуратно причесан. На нем были отглаженные брюки и рубашка поло. У Эмили сдавило грудь.

Павел смотрел в ее красивое лицо.

Он не выспался, но чувствовал себя замечательно. Лежа в темноте, он слушал, как выравнивается дыхание Эмили. В какой-то момент она повернулась во сне, и ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от его. Он посмотрел на ее губы, едва различимые в темноте, и нежно их поцеловал. Его тело напряглось при воспоминании ее знойного и сладкого вкуса.

Волосы Эмили пахли малиной. Желание Павла боролось с чувством вины.

Если бы он знал, что жена Малкольма Ричардсона умерла всего за несколько недель до пропажи денег, то повел бы себя иначе. Он позволил бы ему оправдаться. Он был бы гораздо мягче в своих действиях.

Павел настолько одержим сделкой с Плющенко, что все остальное казалось ему не важным. И ни один сотрудник, который знал Малкольма Ричардсона, не осмелился сказать Павлу о том, что несчастный недавно овдовел.

Павел поставил себя на место Эмили. Что было бы, если бы Андрея обвинили в краже денег? Он сделал бы все, чтобы его оправдать. Он яростно защищал бы Андрея, как Эмили защищала Малкольма.

– Прости. – Увидев, как она нахмурилась, он прибавил: – Я должен был знать, что твой отец недавно овдовел.

Эмили пристально смотрела на него, в ее взгляде что-то промелькнуло.

– Да. Должен был знать.

Павел тяжело вздохнул:

– Мне очень жаль. Я повел бы себя по-другому, если бы…

Кивнув, она прикусила губу, а потом сказала:

– Пожалуйста, сделай мне одолжение и оправдай моего отца. Я знаю, ты будешь проводить расследование. Но я клянусь, что он не крал эти деньги.

– Я это обязательно учту.

– Спасибо.

Ее взгляд изменился. Павел не успел понять, о чем она думает, потому что Эмили выпрямилась, словно приказывая себе образумиться.

– Я соберу вещи, и мы вернемся в дом. – Не дожидаясь его ответа, она ушла в убежище.

– Что это за место? – спросила Эмили вскоре после того, как они отправились в обратный путь. Сквозь листву деревьев она заметила симпатичное строение.

– Одно из гостевых убежищ.

– Вроде того, в котором были мы? – Эмили мысленно аплодировала своей внешней беспечности. Пока она болтает с Павлом о всякой ерунде, все будет в порядке. От напряжения у нее скрутило живот, и она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

Она слишком доверилась своим эмоциям. Да, они занимались любовью. Ну и что? Миллионы людей занимаются любовью.

Эмили слишком долго была одна, и это ее проблема. Она просто стала чересчур уязвимой.

Неудивительно, что ее сердце колотится как сумасшедшее в присутствии Павла.

– Они идентичны. Для гостей построены три уединенных убежища.

– Почему ты не отправил меня в убежище для гостей? – спросила она.

Он повернул голову и посмотрел на нее:

– Я не хотел, чтобы ты пережидала шторм в одиночестве.

От его теплых слов Эмили снова разволновалась. Почему, ну почему он не оказался злодеем, монстром, каким она считала его вначале?

Но если бы он действительно был монстром, Эмили никогда бы с ним не переспала. Она ни за что не обратилась бы к нему за поддержкой и утешением.

Они шли по тропе, на их пути попадалось все больше свидетельств разгула стихии. Огромное пространство было покрыто сломанными деревьями, ветвями и мелкими ветками, такими острыми, что о них можно было порезаться. Павел взял Эмили за руку, помогая ей пробираться сквозь завалы.

Хозяйский дом пережил шторм без каких-либо повреждений.

С хижины, в которой хранились приспособления для отдыха на открытом воздухе, сорвало крышу. Вокруг нее уже натянули желтую защитную ленту. Дерево упало на крышу хижины-столовой, пройдя через нее вертикально, как горячий нож сквозь масло. Повсюду были обломки.

Но настоящая трагедия разыгралась у причала. Яхту Павла – красивое судно, которое должно было отплыть в Пуэрто-Рико в тот же день, в результате шторма вынесло на берег. Яхта лежала на песке на боку.

* * *

Павел с трудом сдерживал ярость.