на гвозди. Её унесли на стол к Роудригу. Вроде бы спасли от кровопотери, но в пыточную больше не вернули.

После дневных пыток водой и побоями все надеялись, что из-за случившегося с 13342 нас оставят ночевать в подвешенном состоянии, но нас опять вывели в коридор к шкафам. Парень, идущий за мной, неожиданно набросился на ведущего его лаборанта и вонзил в него что-то… Это был гвоздь. Он вошел оригиналу в плечо. Ещё бы чуть-чуть, и пострадало бы сердце – жизненно важный орган… Пострадавшего лаборанта сразу же увели, клона повалили на пол и начали избивать ногами. Всех клонов вернули назад в пыточную, с криками о том, что сегодня мы будем спать подвешенными, и только меня одну, стоявшую с самого края, поспешно заперли в шкафу. В четвёртый раз.

Я не ожидала, что будет так сложно переживать четвертый раз. Может быть, сказался бунт клона с гвоздём, может быть, лицезрение настигшей его страшной расплаты за его сопротивление… Скорее всего, я просто устрашилась предположения, будто меня навсегда забудут в этом шкафу: всех увели в пыточную, меня заперли – меня забудут! Мне придется провести здесь всю ночь и весь следующий день, и ещё ночь, и ещё, и ещё!.. Пока мой скелет не насадится на гвозди и не сломает своим весом их или себя…

В эту страшную ночь у меня случилась первая в моей жизни паническая атака. Я не могла дышать, начала задыхаться и в итоге потеряла сознание…

…Мне повезло, что в бессознательном состоянии я пробыла недолго и завалилась не вперед, прямиком на торчащие из двери гвозди, а на левый бок, таким образом уперевшись плечом в стену.

Когда я очнулась, в коридоре горел тусклый свет, как будто исходящий не от электрической лампы, а от открытого огня. Темнота же вокруг меня настолько сгустилась, что единственная щель, пропускающая в мою темницу этот тусклый, мерцающий огонёк, выглядела не спасительно, а жутко, потому как луч освещал угрожающе острые концы гвоздей, торчащие прямо перед моим лицом.

В коридоре, не очень далеко от моей пыточной камеры, но и не слишком близко к ней, звучали голоса. Я сразу узнала их и удивилась им. Мариса Мортон не появлялась в пыточной собственной персоной, как не захаживал сюда и Джером Баркер, и другие наставники. Но именно голоса Мортон и Баркера сейчас звучали где-то совсем рядом. Первые слова, которые я смогла различить, принадлежали Баркеру:

– Что будет, если оригиналы узнают о таком обращении с их клонами?

– Это Миррор, мистер Баркер. Сплетни умирают в стенах этого заведения.

– Речь не о сплетнях. Речь о реальных повреждениях на телах клонов, которые, согласно законам нашей прогрессивной страны, должны сохраняться, а значит оставаться невредимыми для своих оригиналов.

– Можете не переживать: никто за этих бездушных существ не заступится, даже их оригиналы.

– Разве? – вопрос, вызвавший продолжительное молчание, за которым последовало совсем неожиданное. – Что произойдёт с Миррор и конкретно с Вами, миссис Мортон, если вдруг хотя бы один оригинал одного из этих пострадавших пятидесяти двух клонов случайно узнает о повреждённом состоянии принадлежащей ему собственности?

– Осторожнее, мистер Баркер, ведь я могу решить, будто Вы угрожаете мне.

– Вы сами прекрасно справляетесь с тем, чтобы угрожать себе. – Молчание. – Поддержание целостности и физического здоровья клонов для их оригиналов – основа политики данного учреждения. Ведь так? Что же будет, если я вдруг невзначай взболтну, предположим оригиналу клона 11111, о том, что именно в этих стенах происходит с его клонированным телом?

– Вы не сможете взболтнуть. Вы не знаете, кто является оригиналом клона 11111. Эта информация является конфиденциальной и строго охраняемой…

– Миссис Мортон, не думаете же Вы, что работающие в этом заведении наравне с Вами люди так же слепы, как Вы в своём желании найти пропавший у Вас конверт? Клоны – копии своих оригиналов, разве Вы могли это забыть? Многие из них весьма примечательны. К примеру, у клона 11111 очень знакомая мордашка. Не считаете же Вы, что я не предполагаю, какая именно особа является её оригиналом? Представьте себе, что скажет владелец этого клона, когда узнает, что именно сейчас происходит с телом, которое, по сути своей и согласно законодательству нашей страны, принадлежит ему?

– Вы играете с огнём.

– Как и Вы.

– Я прекращу пытки. Но только на рассвете. Если Вас интересует клон 11111, можете забрать её уже сейчас. Считайте этот презент знаком моего великодушия. Таким образом зароем топор войны прежде чем она грянет, и тем самым предотвратим её начало?

– Как Вы того пожелаете, миссис Мортон.

Он искал меня слишком долго. Прошел по коридору, ушел в пыточную, снова прошел по коридору… Я слышала его шаги, боялась, что не найдёт, но не могла выдавить из себя ни звука, как будто взаправду онемела… И вдруг… Дверь с гвоздями передо мной резко распахнулась, свет лампы, имитирующей живой огонь, которую наставник держал в своей правой руке, ударил мне в лицо…

Я буквально вывалилась наружу…

Он подхватил меня и помог устоять на подкашивающихся ногах, забросил мою левую руку за свою шею и заставил тащиться за ним в неизвестном направлении, сквозь чёрный, пахнущий сыростью коридор…

Подъём по бетонным ступеням босыми ногами едва окончательно не доконал меня… Колючая газонная трава впивалась в стопы… В тёмном небе обострённо-ярко сияла полная луна… Прохладный ночной воздух действовал на моё сознание отрезвляюще… Но меня вдруг затошнило…

Глава 11

Меня рвало в ведро, на дне которого лежала линялая половая тряпка, притопленная литром грязной воды. Я боялась запачкать свою и без того беспросветно грязную пижаму, в которой провела последние две недели, и потому не отрывала подбородка от шершавого пластика ведра. Баркер копался в своём платяном шкафу и что-то бурчал себе под нос, пока я, продолжая извергаться, сидела на полу, всего в паре шагов от его ног. В голове пульсировало излюбленное словосочетание Марисы Мортон “расходный материал”, в глазах то темнело, то развевалось, кровавые синяки на запястьях отчего-то болели как будто бы даже сильнее, чем побои на спине…

– Ну как, полегчало? – вытащив из шкафа раскладушку с жестяным каркасом, Баркер пронес ее прямо у меня над головой.

– Угу… – отставив ведро к стене, я взяла бутылку с водой, ранее предложенную мне наставником, прополоскала рот, сплюнула в то же ведро, сделала пять глотков, затем ещё пять…

Через пять минут я, сильно горбясь и с задранной рубашкой пижамы, сидела на лавке за столом, а мистер Баркер, при помощи перекиси