Старый добрый телефон отлично справлялся с работой — музыка гремела, как из небольшого центра. Ламбада в Верином исполнении постепенно переросла во что-то среднее между ритуальными танцами племени мумба-юмба и импровизацией на вольную тему. В какой-то момент Вера громко гикнула и в прыжке повернулась на сто восемьдесят градусов — в аккурат лицом к двери. Дальше произошло что-то невероятное. Горе танцовщица испугалась так, что чуть не лишилась сознания. А в следующий момент оглохла от пронзительного крика.

Орал мальчик лет десяти. Протяжно так, широко открыв рот. Глаза его готовы были вылезти из орбит. У Веры от испуга затряслись ноги и руки. Адреналин все еще волнами ходил по телу, выветривая хмель и покрывая тело испариной. Чувствуя себя истуканом, Вера не могла пошевелиться. Крик мальчика и громкая музыка слились в жуткую какофонию.

Продолжая вопить, пришелец выскочил за дверь, а Вера опустилась прямо на пол, не в силах больше стоять на трясущихся ногах. Только тут до нее дошло, как должно быть выглядит — в дикой пляске и с маской на лице. Бедный ребенок, как же он испугался!

К тому времени, как Вера избавилась от зелени на лице и пришла в себя, бежать за ребенком уже не имело смысла. Скорее всего тот уже дома и рассказывает родственникам в красках про сумасшедшую приезжую. Теперь не избежать дурной славы. И как прикажете находиться тут еще два месяца? Да на нее же теперь станут показывать пальцами и смеяться.

От пережитого стресса и выпитой настойки жесточайше разболелась голова. Пришлось даже принять болеутоляющее. Ни о какой работе не могло быть и речи — она даже в вертикальном положении не могла находиться. Да и какая разница сейчас она ляжет спать или через час. Время здесь течет по-особенному, словно Вера попала в какую-то другую жизнь.

Ночь пролетела незаметно. Проснулась Вера от мокрого носика Лапули. Он активно терся об ее лицо, громко мурлыча. Паразит мелкий, лаской решил ее взять. Хотя, сама виновата — не покормила его на ночь. Еще не спустившись с печи, Вера услышала шаркающие звуки. Это напомнило ей утро дома, когда дворники в самую рань начинают работать лопатами, разгребая снег. Монотонно так елозят алюминиевыми пластинами, расчищая тротуары. Но здесь-то откуда взяться дворникам? И звук идет откуда-то рядом, с ее двора.

Выйдя на крыльцо, Вера глазам своим не поверила. К калитке вела широкая ровная дорога. Такая же была проложена к сараю. И сейчас Михаил раскидывал снег в третьем направлении — к туалету.

— Доброе утро! — прокричала Вера.

— И тебе не хворать! — отозвался Михаил, приостановив работу, улыбаясь и вытирая пот со лба.

— А зачем это вы?.. Не надо было…

— Как же зачем? Тебе не сдюжить, городская ты, маломощная. А я перед тобой в неоплатном долгу.

Ладно хоть малахольной не назвал, и на том спасибо.

— У меня сегодня жинка дойку проспала, так замотал ее ночью, — хохотнул Михаил, но тут же спохватился. — Прости, девка. Молода ты еще, и я тут со своими глупостями.

Он покраснел и вернулся к работе. Если Вера и хотела сказать что-то еще, то передумала, опасаясь новых откровений со стороны этого увальня. Да и другое ее отвлекло. Как по волшебству, широкая дорога с дворами по обе стороны оказалась расчищенной от снега, словно по ней ночью пускали бульдозер.

— А у вас есть снегоуборочная техника? — не удержалась она от вопроса.

— А то как же! — Михаил снова разулыбался. — Чать, не в каменном веке живем. Самоделкин постарался — соорудил технику. Сам и разъезжал ночью. А ты разве не слыхала? Грохот-то стоял какой!

Слона-то она и не заметила. Это ж надо так крепко спать. Но подумать над этим вопросом как следует не получилось. Вера заметила, как среди деревьев мелькнула тень, потом еще одна. Пригляделась — мужчина бежит, за ним еще один и третий… Одеты по-спортивному, трусят профессионально. Надо же! А народ-то тут продвинутый проживает — с утра на пробежку выходит. Хотела было у Михаила спросить, но постеснялась. До сих пор еще стыдно было за свою выходку, когда посоветовала от мужского бессилия бегать.

Решив, что хватит с нее удивлений на одно утро, Вера скрылась в доме. Накормила Лапулю и себе приготовила царский завтрак из кучи бутербродов с домашними деликатесами и кружки чая. По характерным звукам, доносившимся со двора, догадалась, что Михаил не ограничился расчисткой снега, а еще и дров решил наколоть в придачу. Если она и хотела посопротивляться для приличия, но не позволил здравый смысл. Такая помощь ей только на руку — сама-то она вряд ли сможет махать топором.

День Вера решила посвятить сбору информации — поговорить с сельчанами об Антонине. Время идет, а в исследованиях своих она не продвинулась. Только и записала, что случай с Михаилом. Да и он больше похож на бред душевно больного. Если и дальше так пойдет, то никакую книгу она не успеет подготовить в срок. И тогда огребай стыд и самобичевание лопатой.

Только Вера собралась выйти из дома, как в дверь робко постучали, вернее сказать, поскреблись. На пороге стояла сухонькая старушка с заплаканными глазами.

— Здравствуй, милая! — пролепетала она.

— Вы ко мне? — решила уточнить Вера.

Старушку эту она видела впервые. Но тоже хорошо — первый интервьюируемый пришел сам. Может и для статьи в газету интересная тема подвернется. Она пригласила женщину в дом, настраиваясь на плодотворную беседу и надеясь, что та не пришла к ней жаловаться на болячки и требовать лечения, хотя на душе уже вовсю скребли кошки.

— Ванечка мой, — начала женщина и заплакала.

Вера сбегала за водой. Машинально добавила в стакан ложку меда, пробормотав: «Успокойся!» Заставила старушку выпить все до дна, не выпуская стакан из рук. Только когда у той высохли слезы и разгладилось лицо, прогнав трагическое выражение, разрешила продолжить.

— Один он у меня, сиротинушка. Как мамка с папкой сгинули в полынье прошлой зимой, так и есть мы с ним одни друг у друга на этом свете. Он знаешь, какой ладный? Помогает мне во всем. Не знаю, чтобы я делала без него. Руки золотые. Такую красоту ими умеет делать! Как родителей-то доставали, он увидел и с тех пор заикаться стал шибко. В школе задразнили его совсем. Ходить туда отказывается. А вчерась я его к тебе отправила, полечила чтоб, значит. А он воротился и молчит все. Ни слова не сказал с тех пор.

Осознание прошибло, словно током. Перед ней сидела бабушка того мальчика, что она вчера напугала и про которого умудрилась забыть самым бессовестным образом. К тому же еще и заика. Стыд-то какой! Что если он теперь и не заговорит вовсе? Что же делать? Как разруливать еще и эту проблему, от которых уже спасу нет?

— Я вот думаю, может кто сказал ему что в пути-то? — продолжала старушка, не замечая Вериного состояния. — Или обругал его? Вот и пришла спросить, может ты что знаешь?

Добрая душа! Она даже не подозревает Веру — столько порядочности в этой простой деревенской женщине. Но легче от этого не становилось. Нужно что-то делать и немедленно.