Сделали КТ головного мозга. Большая гематома стала сдавливать лобные доли головного мозга. Вызвали детского нейрохирурга. Убрали гематому.

К вечеру моего дежурства я заметил отчетливую фотореакцию, зрачки точно форточки объектива фотокамеры – сузились в ответ на излучение моего медицинского фонарика. Это, несомненно, порадовало, шанс у малыша появился, и вполне существенный.

А тут посреди ночи меня вызвали к нему.

Старый аппарат просто перестал работать, благо, сестры быстро отключили от аппарата и стали дышать за него ручным. Других аппаратов для детей у нас не было. Я перезапустил систему, и он заработал, подключил к малышу. С полчаса понаблюдал, убедился, что все в порядке, и пошел в ординаторскую.

Прилег. Уже не до сна. За окном темно, стрекочат кузнечики, приятная ночная прохлада приятно обдувает уставшее тело. Мысли метались: «Мляяя, вот че за ху. ня, почему этот гребаный аппарат сломался ночью, чего он не стал глючить с утра, когда можно было спокойно найти респиратор. Че мне сейчас делать? Оставить ребенка на этом? Да опасно.» В голове я уже представил себе, как малыш раздувается, раздувается, раздувается, как лягушка, которой в жопу запихали соломину и лопается. Или опять дышать перестанет и влетит в гипоксию… Можно всю ночь дышать вручную. Бывало и такое, но есть еще и другие пациенты…

Однако заметил, что на момент моего последнего осмотра мальчик стал двигать конечностями, пытается открывать глаза. И я пошел по третьему пути. Мы стали тренировать его дыхание. К шести утра он уже стал видеть нас, дышать сам. Появился хороший мышечный тонус. В шесть утра я убрал у него дыхательную трубочку. Дыхание спокойное, содержание кислорода в крови на хороших цифрах. А самое главное – он был в сознании. Справились…

Обычно ночью мы такими делами не занимаемся. Ночью опасно снимать пациента с дыхательного аппарата – нет помощников, коллегам тоже нужно отдыхать, и в случае неверного решения, всю вину врач берет на себя. Но тут пришлось решать так, и у нас все получилось.

Он поступил вчера. Меня вызвали срочно в терапевтическое отделение…

На кровати интенсивной терапии я увидел худощавого пожилого мужчину, он метался по кровати, пытаясь освободиться, медперсонал терапии пытался ему помочь, он был не в себе, пустые глаза смотрели куда-то вдаль, будто он видел нечто, чего не видели мы.

В вену вводили растворы глюкозы, врач пыталась напоить его со шприца сладким стерильным сиропом. Однако игла в вене не самое лучшее средство для спасения жизни, поворот рукой, и вена вспорота. Моя опытная сестра быстро поставил катетер в кубитальную вену, и мы быстро наполнили его сладкой живительной водой. Он быстро пришел в себя, но мы понимали, что гипогликемия может дать осложнения, и решили забрать его в наши пенаты.

В отделении мы продолжили восполнять ему запасы глюкозы, и, по идее, проблема должна была разрешиться, но нет. Любой перерыв в инфузии сладкого раствора даже на полчаса приводил к опасной гипогликемии. Это было необычно.

Надо сказать, что, несмотря на не очень преклонный возраст, организм существенно поизносился. Недавно ему поставили стенты в закупоренные артерии сердца, он перенес инфаркт миокарда. Бедренные артерии также забиты бляшками и практически не пропускали красную жидкость. Ему поставили искусственные трубочки на месте бляшек. Кровоток временно восстановили, но кровь снова стремится свернуться в местах вновь образованных атеросклеротических комочков.

Говорят, он много выпивал, оттого панкреатиты и гепатиты, почки пострадали и также не вполне уверенно фильтруют кровь.

У него тяжелая анемия, в желудке множественные эрозии, но видимого в окуляр эндоскопа кровотечения мы не нашли.

Дабы восстановить запасы глюкозы и остановить скачки ее в кровотоке, я поставил постоянную инфузию концентрированных растворов глюкозы. А по-другому не получилось – даже на обычной глюкозе он проваливался в гипогликемию.

Мы искали опухоль, которая оправдала бы такое поведение организма, вроде инсулиномы, но пока не нашли. Но дочь его сказала, что где-то в печени нашли подозрительное образование пару лет назад. Надо повнимательнее его обследовать.

К утру ему стало значительно лучше, он впервые за несколько дней покушал и поспал.

Будем обследовать и лечить дальше…

У него просто гипогликемия, восполнили запасы гликогена, блин, он, наверное, тогда через вену банку варенья сожрал, ну в общем, через сутки его перевели в терапию. Это ж надо так не любить свой организм – отказаться от пищи и все время принимать гипогликемические препараты? Или он, может быть, просто думал: «Доктор назначил, я и принимаю. А еда – это уже мое дело: хочу – ем, не хочу – не ем. Там тем более что препаратов куча – эти вот зелененькие, от давления, эти беленькие с одной полоской, они для сердца, с двумя – мне для мозга, а эти голубенькие, кажись, они от сахара, или для сахара, или для сердца… поди их разбери. Вот раньше просто было – рюмка водки, она и для сердца, и для мозга, и для души хороша. Универсальное лекарство. Ох уж эти лекари…»

А вот недавно в мою смену позвонила пульмонолог.

– У нас тут пациент поступил с астмой, мы попробовали полечили, что-то не выходит, легче не становится, сатурация (концентрация кислорода в крови) низкая, может, посмотрите?

– Переводите, – коротко ответил я. Хотя обычно, я стараюсь все же глянуть на пациента, очень часто терапевты, испугавшись тяжелого или видимо тяжелого пациента, стараются сразу к нам сплавить. Но доктор, что мне звонила, она если просит помочь, значит, больному действительно тяжело, она врач, которому я могу слепо доверять, не проверяя.

Но она:

– Володь, ты все же глянь, может, чего посоветуешь…

Я спустился в пульмонологию, в отдельной палате увидел сидящего, крепко упирающегося в кровать мужчину средних лет, с залысиной на голове, его мышцы на шее безуспешно старались помочь поднять грудную клетку. Идущего кислорода явно было ему недостаточно, ингаляции не помогли, гормоны еще не подействовали. Синюшные слизистые говорили о недостатке кислорода. Одышка за тридцать, воздух с шумом всасывался в узкие дыхательные пути. Густая, вязкая, похожая на стекло мокрота накрепко залепила трахею и бронхи.

Я не стал ждать дополнительных анализов, видно было и так, что ему очень плохо. Дал добро на наше отделение.

Пока пациента собирали, я поднялся в реанимацию, сообщил, что скоро поднимут тяжелого пациента. Распорядился, чтобы собирали аппарат для поддержки дыхания.

Подняли, раздели, подключили к кислороду через маску. Пока решили обождать, не подключать дополнительную внешнюю дыхательную аппаратуру.

Анализ газового состава крови показал низкие цифры кислорода, низкие цифры углекислоты, в отличие от кислорода, углекислота вначале легче проникает через стенку альвеолы, одышка помогает.