– Сен-Мало – это путешествие, это колониальная торговля, это море.

И это корсары…

Я ему улыбнулась. Мне хотелось, чтобы он продолжал говорить, рассказывать, делиться своей историей, увлекать меня далеко-далеко, подальше отсюда.

– Ну и что скажешь? – поинтересовался Николя.

Я спустилась со своего облака – целиком поддельного – и с сожалением отодвинулась от моего нового источника кислорода. Николя тоже встал, и я пришла к выводу, что и он на взводе – это подсказал знакомый мне нервный тик: если он был чем-то раздосадован, то механически почесывал подушечку большого пальца.

– Тут есть материал, даже много материала, – объявила я. – Из этого наверняка можно сделать нечто интересное и красивое, в особенности подключив Поля. У меня уже уйма идей.

– Когда ты сможешь представить ваши предложения?

– Приеду в Руан и сразу возьмусь за работу.

В какой переплет я умудрилась попасть?! Надо было уходить отсюда любой ценой. И быстро. Прямо сейчас. Исчезнуть. Очутиться где-то в другом месте. Меня накрывала истерика, и я неловкими жестами запихивала вещи в сумку.

– Оставляю вас, мне пора.

Я уже была готова распрощаться с ними, удрать, дать себе волю кричать о своем смятении в замкнутом пространстве автомобиля.

– Ты куда? Сейчас половина первого, давайте пообедаем вместе, – властным тоном предложил Николя. – Ты как, Паком?

– С удовольствием.

Двадцать минут спустя мы сидели в ресторане за столиком с видом на пляж Сийон. Пейзаж, который Паком показывал мне ночью, предстал передо мной совершенно по-новому. И пусть красота и мощь моря сегодня потрясли меня больше, я тосковала по нашей с ним прогулке на дамбе. Мне уже мучительно не хватало вчерашней беззаботности и особой мимолетной легкости. Вернутся ли они когда-нибудь? Вряд ли. По крайней мере сейчас, за столом с ними обоими, большой надежды на это не было. А еще я скучала по скромной обстановке блинной, резко контрастировавшей с атмосферой шикарного заведения, на котором настоял Николя. Я не сомневалась, что ему было важно пустить пыль в глаза. Зря старался – к показухе я глуха, к тому же мне кусок не лез в горло.

– Не могу прийти в себя: ты, тогдашняя студентка художественного училища, теперь совладелица процветающего агентства коммуникаций. Я бы скорее представлял тебя фрилансером в театральном или шоу- бизнесе.

Я с трудом удержалась от хлесткого ответа. Мое подчеркнутое спокойствие в ответ на его насмешливый тон удивил даже меня саму.

– А что ты хочешь! Жизнь распорядилась по-другому… Поль взял меня в студию декоратором в довольно сложный для меня период, и с тех пор мы работаем вместе.

Он наклонил голову набок, демонстрируя повышенный интерес. Пожалуй, я сказала лишнее, надо будет следить за каждым своим словом, за всем, что я им сообщаю.

– Нам понравилось заниматься этим вместе, я увлеклась, смогла совместить работу с тем, о чем мечтала, и со временем превратилась в компаньона Поля.

– А Руан! Тут я вообще ничего не понимаю! Насколько я помню, ты никогда не была горячей поклонницей родной Нормандии.

Вполне возможно, только меня сегодняшнюю ты уже не знаешь…

– Могу только повторить, – хмыкнула я, – что жизнь распорядилась по-своему.

Обмениваясь репликами с Николя, я поглядывала на Пакома, который наблюдал за нами, причем с бесстрастным выражением лица, явно тщательно отработанным. Нездоровое, почти мазохистское любопытство заставило меня задать не дававший мне покоя вопрос, тем более что пора было положить конец допросу, которому меня подверг Николя. Из двух зол…

– Если я правильно поняла, у тебя семья.

Его лицо озарилось гордостью. Мой взгляд остановился на безымянном пальце левой руки – на нем красовалось обручальное кольцо. Почему-то я только сейчас додумалась проверить его наличие. И тут же вспомнила фразу, произнесенную Пакомом до прихода Николя в офис, – в ней фигурировали школа, дети.

– У тебя есть дети?

– Трое.

Я как будто получила мощный удар кулаком в живот.

– И сколько им?

– Саломее десять лет, Адаму шесть, а нашей младшей, Инес, четыре.

Любовь к ним переполняла его счастьем. Мне было легко представить себе картинку: вот он подъезжает в своем “рено-эспас”, вот большой лабрадор радостно встречает его на крыльце богатой виллы, а вокруг носятся трое красивых ребятишек.

– Славная семья…

– Спасибо, а…

– Что твоя жена, – перебила я, – она работает с вами?

– Вовсе нет, Элоиза – медсестра.

– Они встретились в Индии, – уточнил Паком. – Она работала в гуманитарной организации, а потом всюду ездила с нами.

Николя мрачно покосился на него. Я же в душе поблагодарила Пакома. Он сообщил мне, ради кого Николя меня бросил. По крайней мере, это не была минутная связь без будущего.

– Ладно, хватит уже об Индии! – занервничал Николя. – Давай, Рен, расскажи мне…

Не хочу я…

Где-то глубоко внутри шевельнулся страх. Тот самый, который грыз меня уже долгие годы.

– Рен – дама загадочная, – иронично пробормотал Паком словно бы сам себе или с намеком на вчерашний вечер.

Какую игру он затеял? Николя пропустил его замечание мимо ушей и, к моему отчаянию, продолжил гнуть свою линию:

– Ты замужем? У тебя есть дети?

Лицо Ноэ, моего Ноэ, всплыло передо мной, и в груди стало так больно, что я едва не вскрикнула.

– Мальчик.

– Сколько ему?

Чтобы скрыть замешательство, я принялась любоваться морем. Инстинкт самосохранения взял верх над разумом. Такое со мной случалось не впервые.

– Ноэ десять лет.

Слова вырвались сами собой, против моей воли. Они ранили мне рот, сердце, грудь.

– Невероятно, наши дети – ровесники!

Ага… невероятно… притом настолько, что даже неправда.

– Случай, опять же…

– У тебя кто-то есть?

Этого следовало ожидать. Паком заинтересованно вздернул бровь.

– Нет…

Нужно было идти до конца. Быть как можно ближе к правде. Выбора у меня не оставалось.

– Ты не живешь с отцом своего сына?

Что он себе позволяет…

– Нет, я воспитываю его одна.

Я все больше увязала, мне становилось хуже и хуже. Я словно распадалась изнутри – так я это ощущала. Почти физически чувствовала, как от меня отламываются маленькие кусочки, рассыпаются, тают и в конце концов исчезают.

– Рен, мне… очень жаль.