Я видела, что ему безумно хочется выведать побольше, а за его участием кроется жалость. Бедная Рен, она в одиночку воспитывает сына, тогда как он сумел создать прекрасную семью. Мне захотелось попросить его заткнуться, перестать хвалиться своей идеальной жизнью, своей идеальной семьей, своей успешностью. Вот только я не имела на это права, это было бы несправедливо, он же ничего не знал. А потом я порывисто выпрямилась. Хватит, я вовсе не ничтожество по сравнению с ним, у меня нет никаких оснований так себя воспринимать. Моя жизнь тоже отлично складывалась. Аккурат до этой минуты…

– Ни к чему нас жалеть. У нас с Ноэ все отлично.

Меня тошнило от себя самой. У стыда был привкус желчи. Меня пронизывала ненависть, отвращение к себе. Неожиданное появление Николя выбило у меня почву из-под ног. С годами – если не брать в расчет последнее время, но тут другая причина – я заново научилась смотреть на себя в зеркало. Теперь это умение ушло в прошлое… Больше мне это не удастся.

– Хочу поскорее с ним познакомиться, – заявил Николя.

– С кем?

– С твоим сыном.

Да никогда!

Естественно, Николя настоял на том, что это он пригласил меня на обед. Не дожидаясь, пока он расплатится, я вышла на улицу. Я задыхалась. К черту вежливость. Мне любой ценой нужно было продышаться. Чтобы не сорваться, я должна вытерпеть еще несколько минут, а потом уже можно будет закричать, выплеснуть ужас последних часов. Паком пошел за мной. Я достала сигарету, он извлек из кармана зажигалку, опередив меня, и щелкнул ею у меня перед носом. Разум подсказывал, что я должна держаться от него подальше, ведь он близок, слишком близок к Николя. Но я опять потерялась в его серых глазах, мне безумно захотелось, чтобы он снова, как накануне, увлек меня в путешествие.

– Все усложняется, – сказал он. – Плюс лишь в том, что я хоть немного узнал о вас… хотя вы так и остаетесь загадкой.

– А вы? У вас нет детей? Нет жены? Нет привязанностей?

– Свободен словно ветер… Вместе со всем, что это подразумевает…

Это он так предостерегает меня?

– Что вы пытаетесь до меня донести?

– Ничего… Только то, что меня тянет прикоснуться к вам в последний раз, но я не хотел бы, чтобы это заметил Николя, а он знает меня как самого себя.

Он подошел, наклонился и поцеловал меня в щеку, осторожно приобняв за талию, потом на секунду сжал ее посильнее и тут же отошел, не оставив мне времени среагировать.

– До свидания, Рен…

Он удалялся по направлению к морю.

– Паком! – позвал его Николя, который как раз вышел из ресторана. – Ты куда?

– До скорого! – Паком небрежно помахал ему.

– Всегда он такой, Паком Непредсказуемый!

Выглядело это так, будто школьный учитель поругивает нерадивого ученика.

– Вы хорошо дополняете друг друга, – возразила я.

Я тяжело вздохнула, и он вскинулся:

– Что случилось?

– Ничего, лень ехать несколько часов, вот и все.

На самом деле меня огорчило неожиданное исчезновение Пакома, теперь некому сглаживать неловкость между Николя и мной. Не говоря уж о том, что он только что в своей манере положил конец нашему краткому приключению.

– Я провожу тебя до стоянки.

Пять минут показались мне вечностью. Когда мы наконец-то подошли к машине, он принялся меня рассматривать, и увиденное его удовлетворило.

– Рен, я хотел бы, чтобы ты знала… Поверь мне, я абсолютно искренне рад, что обстоятельства снова свели нас с тобой.

– Я тоже, – с трудом выдавила я.

– Значит, ты скоро опять к нам приедешь?

– Конечно.

– Будь осторожна на дороге.

Мы чмокнули друг друга, он слегка придержал меня почти хозяйским жестом. Как только он меня отпустил, я села в автомобиль, в последний раз фальшиво улыбнулась, захлопнула дверцу и нажала на газ.

Обратный путь стал моей дорогой в чистилище, я ждала неотвратимой кары за свои ошибки. Несколько часов назад случай уничтожил меня. Однако я по-прежнему воспринимала произошедшее как что-то нереальное. Это невозможно, этого просто не могло быть. Никакого Николя не было. Нет, я не встретила его, не подвела его к порогу своего дома, своей жизни, которую выстраивала шаг за шагом. С болью. С радостью. Но всегда с ложью в последние семнадцать лет. Как так могло получиться? И зачем я всячески пиарила “Ангар”? Подорвать его репутацию, чтобы они не вздумали сотрудничать с нами, со мной, – вот что мне следовало сделать. Но нет же, я лезла из кожи вон, как если бы мое подсознание хотело, чтобы я пошла дальше, чтобы все наконец выплыло наружу.

В тех редких случаях, когда я разрешала себе вспоминать Николя, он виделся мне во вьетнамках и бермудах на пляже в Таиланде, и это меня вполне устраивало. Для меня он жил на другом конце света, забыл обо всем, вплоть до самого моего существования, и наша новая встреча была нереальна. Тем более что Ноэ точно не займется поисками отца, такой опасности не существовало. Он ненавидел отца, не зная его и понятия не имея, кто он такой. Мой сын считал отца гадом, который бросил маму, когда та забеременела, не признал сына, отказался от ребенка еще до его появления на свет. Я воспитывала своего мальчика в атмосфере постыдной лжи и вовлекла всех окружающих в эту ложь, которую со временем сама стала считать правдой.

Ноэ не задумывался о папе, пока не пошел в детский сад. До этого весь его мир ограничивался мамой, Полем, дедушкой, бабушкой, моей сестрой и ее семьей. В его присутствии мы следили за тем, что говорим. Все старались беречь его. Я не отдавала Ноэ ни в ясли, ни няне, он проводил все дни с Полем и со мной в фотостудии. Я отказывалась разлучаться с ним. Когда его не было рядом, я чувствовала себя потерянной. Он ничего не слышал ни о внешнем мире, ни о настоящей жизни. Детский сад стал поворотным моментом – там его просветили насчет того, что у других детей его возраста есть отцы… И в его головке, естественно, зародился вопрос: “А кто мой папа?” И тогда Ноэ, что было вполне логично, спросил Поля, не он ли его отец, ведь эти двое были неразлучны, Ноэ вечно путался у него под ногами и, потеряв из виду, повсюду искал. Я захлопнула за собой дверь, скрылась в замешательстве, растерявшись от этого допроса. Поль не уклонился и мягко ответил ему, что нет, это не он. Когда Поль нашел меня в дальнем конце студии, дрожащую от стыда, забившуюся в угол, он устроил мне выволочку, которую я запомнила на всю жизнь. Он потребовал, чтобы я что-то сделала, потому что такое положение слишком мучительно для него и особенно для Ноэ. Впервые после нашего знакомства мы поругались, по возможности удерживаясь от крика, чтобы не напугать Ноэ. Стычка была жесткой, яростной, противостояние тягостным, и впредь мы никогда об этом не заговаривали. Однако я частично выполнила требование Поля и, набравшись храбрости, объяснила сыну, что у него нет папы, но есть мама и много других близких, которые заботятся о нем и любят его “больше всех на свете”. Чтобы ему было психологически комфортно и он научился жить, признавая такое положение вещей, я таскала его от одного психотерапевта к другому и каждому скармливала одну и ту же гнусную байку. Некий мерзавец бросил меня, когда я забеременела, и больше не подавал признаков жизни. Ноэ вырос с образом отца-эгоиста, не уважающего женщин, безответственного. Вот если бы тот, кто сегодня неожиданно объявился, был близок к такому описанию… Но нет, Николя – хороший человек, безумно любящий свою семью и наверняка отличный отец. Впрочем, я всегда это подозревала. У меня не стало аргументов – если таковые вообще когда-то существовали, – для поддержания мифа об отце-чудовище.