Хорошее радиооборудование танка.

Простота эксплуатации малоподготовленным персоналом.

Полный вес среднего немецкого танка T-III составляет 19–21 т; двигатель 12-цилиндровый бензиновый типа «Майбах» с водяным охлаждением. Максимальная мощность двигателя — 320 л.с. Емкость топливного бака — 300 л. Горловины бензобака и радиатора охлаждения расположены в моторном отделении справа по ходу танка. Доступ к горловинам бензобака и радиатора осуществляется через правый люк в крыше моторного отделения.

В настоящее время танк T-III имеет вооружение из 50-мм танковой пушки, по основным характеристикам несколько превышающей отечественную 4 5-мм танковую пушку обр. 1938 г., что значительно увеличивает его боевые возможности по сравнению с танком указанного типа прежних выпусков с вооружением из 37-мм танковой пушки.

Кроме того, многие танки T-III с 50-мм пушкой имеют усиленную толщину лобовой брони подбашенной коробки и башни (суммарно до 52–55 мм), что делает их непроницаемыми для бронебойных снарядов 45-мм противотанковой пушки на дистанции далее 400 м. Эти танки, как правило, оснащены оборудованием для преодолевания глубоких бродов и водных преград глубиной до 5 м. Масса таких танков составляет 22–22,5 т.

Все известные случаи применения трофейных средних танков T-III в подразделениях Красной Армии подтверждают высокие боевые характеристики указанного типа танка.

Хорошая броневая защита среднего танка T-III, высокая плавность его хода, большое количество и высокое качество приборов наблюдения позволяют рекомендовать применение указанного типа танка особенно в качестве машины командира танкового подразделения или танка для проведения разведки близкого тыла немецко-фашистских войск».

* * *

В Берлине и Риме все поздравляли себя с очередным успехом, а что касается Роммеля, то он прямо-таки купался в лучах собственной славы. В Риме генерал Штудент изучал карты Мальты, читал лекции своим офицерам и делился с ними опытом операции против острова Крит. Все они были уверены, что это отнюдь неспроста и что такой опыт им очень скоро сможет понадобиться. В Каринхале рейхсмаршал Герман Геринг нетерпеливо ожидал выздоровления фюрера — бремя власти уже начинало понемногу его тяготить. 39-й корпус перебазировался из России в Германию, откуда его путь лежал в Африку.

25 ноября в Средиземном море подводная лодка гросс-адмирала Карла Деница U-331 торпедировала английский линкор «Бархэм». Три торпеды поразили корабль практически одновременно, и от их взрыва сдетонировал боезапас. Корабль взорвался, и вместе с ним погиб весь его экипаж. В общем, все шло как обычно — где-то похуже, а где-то получше, но мало кто в это время подозревал, что вовсе не здесь, а где-то там, далеко на Востоке, война готовится сделать свой новый большой скачок!

Перепела в полях

Квохчут, квохчут —

должно быть, решили,

Что ястреб дремлет.

(Стихотворение в стиле хайку Мацуо Басе — 1644–1694 гг.)

«Здесь не летают даже птицы», — подумал адмирал Нагумо, глядя с мостика своего авианосца «Акаги» на расстилавшийся вокруг него мрачный пейзаж. Серое низкое небо, тяжелые волны, какие-то тоже свинцовые и словно насыщенные холодом, ползущий отовсюду туман. Бр-р-р! Как все это не вязалось с лазурной зеленью и голубизной Внутреннего моря, где вроде бы еще совсем недавно базировались его корабли. Теперь они плыли там, где обычно и корабли-то не ходят, по самому северному маршруту, имея своей конечной целью американскую военную базу Перл-Харбор на Гавайских островах.

Ни один клочок мусора, ни одна пустая пачка из-под сигарет не выбрасывались за борт, чтобы даже таким образом не оставлять в океане никаких следов и тем самым обеспечить абсолютную секретность похода. Сейчас корабли Нагумо находились в шести днях пути от Перл-Харбора. «Еще целых шесть дней — целая вечность, — продолжал размышлять адмирал, морщась от особенно яростного порыва холодного ветра. — За эти дни еще может случиться всякое. Кто знает, может быть, уже завтра придет приказ об отказе от операции, и тогда мне придется поворачивать обратно. И мы всем по возвращении будем рассказывать, что были еще в одном учебном походе в штормовых условиях, чтобы проверить боеготовность нашего флота действовать в любых широтах, не только летом, но и в начале зимы».

Между тем на нижних палубах его корабля четыреста пилотов были заняты тем, что соревновались в сочинении стихотворений хайку — коротких трехстиший, лучше всяких других стихов способных передать настроение. Разумеется, большинство из них и не мечтали стяжать себе лавры великих Басе, Исса и Сики, но… кому ведом путь богов? Вдруг удастся?! И пилоты старались вовсю. В качестве примера на стене одного из ангаров была повешена хайку Басе:

Перепела в полях

Квохчут, квохчут —

должно быть, решили,

Что ястреб дремлет.

«Очень верно, что мы придумали занять их искусством. Пусть, пока еще можно, занимаются каллиграфией, рисуют акварелью или слагают стихи. Если все пойдет так, как запланировано, то очень скоро им будет не до этого. Возможно, что им всем придется умереть, но кто это говорит, что человек, умеющий тонко ощущать красоту, не может быть бесстрашным воином, способным на полные самоотверженности поступки?

Интересно, какое бы хайку на этом состязании сложил бы он сам? — Нагумо, слегка усмехнулся. — Когда знаешь их сотни, не так-то легко придумывать что-то оригинальное. Да мне сейчас и не до этого».

Зато в двух тысячах миль от них к западу в заливе Куре все было тихо и спокойно. Командующий Объединенным флотом адмирал Ямамото в своей адмиральской каюте на борту флагманского линкора «Нагато» занимался тем, что играл в японские шахматы с одним из своих штабных офицеров, а капитан Куросима, автор плана нападения на Перл-Харбор, находился в кают-компании вместе с начальником штаба адмиралом Угаки. Оба внимательно изучали огромную карту Тихого океана, где несколькими цветными флажками ежедневно отображалось продвижение соединения Нагумо. Все шло точно по плану, и это успокаивало.

В тот же вечер в Министерстве иностранных дел в Берлине японский посол вручил Риббентропу короткую телеграмму, которая заканчивалась следующей драматической фразой сугубо в японском стиле: «Война может быть быстрее любой мечты». Посол надеялся, что Риббентроп сумеет понять заключенный в этих словах смысл и сделает из них соответствующие выводы.

На следующий день Ямамото телеграфировал Нагумо подтверждение об атаке, которое тот с нетерпением ждал: «Подняться на гору Ниитака», что означало действовать, как запланировано. Ниитака — самая высокая гора в Японии — означала в данном случае США. Взойти на нее — значит бросить вызов самой природе и попытаться сокрушить едва ли не равное ей могущество этой богатейшей индустриальной державы. Сам Ямамото об этом, разумеется, даже и не мечтал, но он был уверен, что при нынешних благоприятных условиях обстоятельства вполне могут сложиться так, что и его страна сумеет значительнейшим образом раздвинуть свои границы и тогда сможет говорить с США уже на равных.