Воскресенье 22 июня 1941 года в Москве выдалось теплым и солнечным выходным днем. Утром я и мой сосед по кабине Иван, а также обитатели других кабин встали с постелей довольно поздно – примерно к 9 часам. В коридорах общежития была необычная тишина. Приведя себя в порядок, мы отправились вниз – в столовую, где, как обычно, попили чай с белым хлебом, сливочным маслом и колбасой. Людей вместе с нами в помещении было немного, но вскоре, сильно волнуясь, в столовую ворвалась молодая женщина и дико закричала: «Война, война! Радио сообщило: в четыре утра немцы Киев бомбили, бои на границе! В двенадцать будет выступать Молотов!» Мы сначала не поверили этой женщине. Но потом, покинув столовую, прибежали к себе, включили радиорепродуктор и убедились, что женщина была права. По-видимому, то же самое случилось и со всеми нашими коллегами по общежитию: почти все выбежали из кабин в коридор и начали шумно обсуждать происшедшее.

Мы же с Иваном не стали дальше зря терять время на эмоции и, взяв с собой книги, конспекты лекций, бумаги и прочие вещи, отправились в читальный зал Дома коммуны, чтобы готовиться к очередному экзамену. Мне предстояло через четыре дня сдать сложный экзамен по металлургическим печам, а после этого снова через четыре дня – последний в этом году и семестре экзамен по электротехнике. А в сентябре вдобавок возникала проблема пересдачи проваленного накануне экзамена.

Мы уселись каждый на выбранном месте за длинным столом и начали заниматься. Но в голову ничего не шло, а кроме того, нам мешали заниматься коллеги – соседи, и здесь продолжавшие обсуждать происшедшее большое событие. К 12 часам все спустились в холл общежития и выслушали с радиорепродуктора выступление В. М. Молотова. Из его речи я хорошо запомнил последние слова: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа за нами!»

Опять возвратились на свои места в читальном зале, позанимались до обеденного времени, пообедали в столовой и решили, что больше не сможем продолжать занятия в воцарившейся нервной обстановке. Поэтому я, Иван и еще кое-кто вышли из Дома коммуны, перешли Большую Калужскую улицу, на которой тогда находилось необычно много народа, сильно возбужденного, и пришли в Нескучный сад. Здесь мы добрались до расположенного на высоком и живописном берегу Москвы-реки старинного (XVIII века) двухэтажного, с шестью колоннами бывшего дворянского летнего домика и поднялись на его второй этаж, где в то время были маленький, но очень уютный читальный зал и небольшая библиотека. Мы решили, как это раньше с нами уже было один раз, позаниматься здесь дальше в спокойной обстановке, поскольку других людей, кроме нас, тут не было.

Но и на этот раз занятия не удались: дежурный по домику и читальному залу старичок немедленно подошел к нам и своими разговорами сразу отвлек нас от дела. Он стал рассказывать, что уже воевал с немцами в Первую мировую войну, что они очень сильны лишь своей организованностью, а физически в основном уступают русским, и особенно – в штыковой атаке. Кроме того, он сообщил, что пришлось ему побывать в немецком плену, много помучиться в нем от голода и унижений, но он удачно совершил побег и добрался до своих войск.

К вечеру, который был очень теплым, мы отправились домой, заметив, что на улицах, в отличие от дневного времени, стало совсем пустынно и тихо.

Прибыв домой и поужинав кое-как у себя в кабине, мы выслушали по радио несколько важных сообщений: о введении военного положения в стране, частичной мобилизации в армию резервистов, установлении карточной системы снабжения населения, преобразовании западных приграничных военных округов в соответствующие фронты, еще оптимистические по содержанию оперативные сводки с фронтов боевых действий и другие.

С 24 июня начало работать Советское информационное бюро (Совинформбюро), публиковавшее оперативные сводки и другие вести с фронтов, а также другие сообщения. 30 июня в стране был создан Государственный Комитет Обороны (ГКО) во главе с И. В. Сталиным, взявший на себя всю полноту власти в государстве.

…Поздно вечером 22 июня ко мне в кабину зашли наш комсорг Боря Денежкин и староста группы Леша Аршинов. Они сказали, что ходят ко всем ребятам нашей группы в общежитии, и потребовали, чтобы я завтра с утра зашел в комитет комсомола. В связи с этим утром 23 июня я явился в указанное место, где нас собрали и откуда быстро повели в военный комиссариат Ленинского района, к которому наш институт тогда относился. Здесь каждому выдали на руки под расписку мобилизационные повестки, которые мы, в свою очередь, также под расписку должны были вручить соответствующему мобилизованному на войну лицу. При этом было сказано, что вручить повестку мобилизованному следует лично в руки, а если его не окажется дома, но он находится где-то в Москве или под Москвой (на работе или на отдыхе), то все равно его требуется найти и обязательно отдать ему повестку. В этом случае придется либо дождаться его прихода домой, либо поехать к нему на то место, где он сейчас пребывает.

Мне досталось три повестки: одна для мужчины, проживавшего за Калужской заставой – почти рядом с Окружной железной дорогой, вторая – тоже для мужчины, обитавшего в старом деревянном домике примерно напротив здания нашего института, и третья – для женщины-врача, квартира которой находилась в большом многоэтажном доме в конце улицы Большая Якиманка.

Я начал с посещения мобилизованного, проживавшего за Калужской заставой. Жил он с семьей в одном из длинных ветхих деревянных бараков. Он, как и многие из нестарых и здоровых мужчин, уже ждал приноса повестки и был вполне к нему готов: был поддавши и поэтому навеселе. Вместе с дружками он сразу попытался поднести рюмку водки и мне, но я не без больших усилий отбился от него. Все мобилизуемые мужчины были сильно возбуждены и чрезмерно оптимистичны, заявляли, что обязательно «проучат» немца, быстро закончат войну и возвратятся домой. Но женщины, особенно пожилые, были очень опечалены, и многие из них плакали. Я вручил своему мобилизованному, как положено, повестку, лишь с трудом вырвался из рук его и товарищей и отправился на троллейбусе по другому адресу.

Но следующий мой мобилизованный оказался на работе. Поэтому я и его жена направились пешком на место работы ее супруга – на кондитерскую фабрику «Ударница» на улице Шаболовка. Здесь через вахтера мы вызвали его к проходной, и он так же спокойно принял повестку из моих рук, расписавшись в ее получении, и отправился назад на рабочее место.

Дальше я отправился на Большую Якиманку. Однако здесь меня постигла неудача: женщины, которой я должен был вручить повестку, в квартире и даже в Москве не оказалось. Принявшая меня старушка сказала, что ее дочь утром уехала на дачу и не намеревалась возвратиться домой сегодня. Но подробный адрес дачи сообщила. Она располагалась в современном Бабушкине – в районе между железнодорожными платформами Лосиноостровская и Лось, куда надо было ехать на электричке с Ярославского вокзала. Я поехал туда. К счастью, и дачу, и проживавшую в ней симпатичную женщину средних лет легко нашел и вручил ей повестку.

Страшно голодный, я возвратился сначала в военкомат, где вручил кому надо дубликаты повесток с подписями мобилизованных, а потом, наконец, домой. Так у меня прошел второй день войны.