Гуго кивнул.

– Так что, если твои головорезы упустят русских или по крайней мере не задержат их хотя бы на сутки…

Фон Шенборн покачал головой.

Румянцев вернулся в таверну и тут же увидел, как один из венцев направляется к столу, занятому русскими. Венец возмущенно кричал, что варвары недостойны сидеть в одной комнате с офицерами Империи. И что раз они не хотят пить за здоровье императора Карла, то он, Георг фон Зайден, вобьет им бокалы в глотки. Его товарищи уже выбирались из-за стола, хватаясь за рукояти палашей.

– Что вы желаете? – громко спросил Румянцев.

– Драться! – крикнули сразу два австрияка.

– Здесь? – спросил Румянцев, обводя помещение таверны рукой.

– Боже мой! – выскочил между ними хозяин таверны. – Господа! Если вы намерены драться, то к вашим услугам прекрасный двор. Я велю вынести туда стол с вином.

Румянцев быстро взглянул на него – похоже, тут всё было уже заранее подготовлено. Засада.

– Хорошо, – спокойно сказал русский капитан. – Хотя в нашей стране дуэли запрещены, драться мы любим.

Он подошел к своим офицерам и что-то тихо им сказал. Они молча кивнули и встали из-за стола.

– Победивший оплачивает все, как за живых, так и за мертвых, – предложил Румянцев хозяину таверны.

– Хочешь нас разорить? – спросил венец, начавший ссору.

– Ерунда, Георг, – отозвался его коренастый товарищ с рыжими усами. – Мы срежем кошельки с их поясов!

– Шубы долой! – крикнул в ответ Георг. – Мы не успеем замерзнуть.

Австрияки вывалили во двор и выстроились у стены, ожидая своих противников. Русские вышли следом. Они надели шубы, как будто вовсе и не собирались драться, а просто хотели посмотреть на чужую дуэль. Георг фон Зайден переглянулся со своим рыжеусым товарищем и расхохотался.

– Ну что же! – громко крикнул он. – Так вы больше похожи на медведей. Когда мы зарубим вас, то снимем и эти шкуры.

Он выхватил свой палаш. Его товарищи сделали то же самое.

– Давайте! – заорал Георг. – Покажите нам ваши зубочистки.

В ответ стоявший перед ним русский вынул из-под шубы пистолет. Георг фон Зайден от возмущения замер на месте.

– Это еще что такое! – крикнул он. – У нас дуэль.

Соперник, не отвечая, спустил курок. В тишине резко грохнул выстрел, эхо пошло гулять среди склонов. На месте лица у венца образовалась кровавая каша, и он рухнул, пропитывая снег кровью, от которой шел густой пар. Потрясенные австрияки с ужасом смотрели, как остальные русские поднимают свои пистолеты – по два у каждого.

– Убийство! – закричал рыжеусый. Загрохотало, и он отлетел к стене. Все было кончено в несколько секунд.

– Петька, – сказал капитан Румянцев. – Добей, кто живой.

Один из офицеров с кинжалом начал обходить мертвых, нанося каждому точный и быстрый удар в сердце.

– Дурачье, – сплюнул капитан Румянцев. – Дуэлянты паршивые.

Они вернулись в таверну и некоторое время в молчании ужинали.

– Где трактирщик? – спросил тот, кому капитан поручил проверить убитых.

– Сбежал, наверное.

Еще через несколько минут Румянцев вдруг дернул головой.

– Тихо!

Он напряженно вслушивался в тишину.

– Что?

– Лошади.

Петр вскочил и исчез за дверью. Его ждали в напряженном молчании. Наконец Петька вернулся – весь покрытый снегом и растерянный.

– Нет лошадей!

– Сука трактирщик! – зло процедил капитан. – Следы остались?

– До задней калитки и чуть дальше – но там же снег валит. Если даже прямо сейчас выйдем, скоро потеряем.

Румянцев кивнул.

– Тогда ночуем здесь. Завтра пойдем в деревню. Будем допрашивать местных. Либо найдем наших лошадей, либо заберем местных.

– А с мертвяками что? – спросил успокоившийся Петр. – Оставим? Так завтра будем о них спотыкаться.

Румянцев нехорошо прищурился.

– Сбрось их в колодец. Если трактирщика и не найдем, так хоть подарочек ему оставим, на память о себе.

Москва. 1794 г.

Здание Благородного клуба только недавно перестроили, и оно славилось своим огромным колонным залом, куда на балы съезжалось не только все московское дворянство, но и помещики окрестных городов. В тот вечер бала не было, и потому большая зала с огромной статуей матушки Екатерины у дальней стены пустовала – люстры были погашены, тяжелые двустворчатые двери притворены. Впрочем, Крылова этот зал не интересовал – он сразу направился в столовую, где заказал плотный ужин с блинами и нежным поросенком, начиненным кашей. Потом взглянул на часы – до одиннадцати оставалось еще два часа. Крылов, отдуваясь, встал и направился в комнаты, где шла карточная игра. Лакей открыл перед ним дверь, и Иван Андреевич оказался в просторной зале со столиками, за которыми сидела самая разношерстая публика – из тех, кого не пускали в Английский клуб. По традиции число его членов не должно было превышать трехсот человек. В этом члены Английского клуба были похожи на Леонидовых спартанцев – впрочем, этим сходство и ограничивалось, потому как обстановка в клубе была совершенно не спартанская. В Благородном же клубе членство не ограничивалось числом – достаточно было только иметь дворянское достоинство. А уж московское дворянство было намного многочисленнее петербуржского. Отличалось оно также и свободой нравов, склонностью к вольнодумству и лени. Именно поэтому в Москве все новые и смелые идеи становились известны и приживались намного скорее, чем в столице. Если в Петербурге парижскую смуту попросту не замечали – о ней не писали ни в журналах, ни в «Ведомостях», то в Москве живо обсуждали все последние новости из Франции. Они вызывали интерес еще и потому, что Петербург был вотчиной русской англомании, в то время как Москва тяготела ко всему французскому. Общество разделилось на два лагеря – одни сокрушались о гибели прекрасного мира, где изящество и легкость жизни были возведены в абсолют. Таких было большинство. Другие, наоборот, с вниманием ждали осуществления самых смелых идей Просвещения. Впрочем, и те и другие с чувством превосходства утверждали, что революция возможна только во Франции, а вот у нас, да еще и под мудрым руководством матушки-императрицы…

Крылов подошел к столику у стены, где играли в фараона. Банкомет – пожилой господин в темно-лиловом кафтане и сером камзоле – сидел на стуле чуть боком и лениво смотрел на крепыша в белом парике и с черными усами. Тот, похоже, был из военных, держал спину прямо, говорил громко, косичку оплел муаровой лентой, но одет был в мышиного цвета кафтан. От него сильно пахло дешевыми духами.

– Ну что? – спросил банкомет. – Вы изволите сделать ставку?