Они с Мюрреем встречались почти полгода, когда Лиллиан вдруг обнаружила отсутствие в нужный срок месячных.

— Не может быть! — ахнула она, когда врач сообщил ей новость. Пара тщательно предохранялась.

— Презервативы не гарантируют полной безопасности, — пожал плечами врач. — Увы.

Это было перед самым Рождеством, и Мюррей уже уехал домой к родителям в Нью-Гэмпшир. В тот же вечер Лиллиан позвонила ему и все рассказала.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

Лилиан знала, что выбор невелик. Шел 1967 год. У женщины с нежелательной беременностью в то время было только два пути: сделать подпольный аборт в США или лететь в Пуэрто-Рико. Вернее, три: еще она могла прибегнуть к народным средствам. Мысль о подпольном аборте Лиллиан ужасала: одной ее подруге в процессе такой операции занесли инфекцию, и девушка осталась бесплодной, у другой открылось кровотечение, отчего несчастная едва не умерла. Денег на поездку в Пуэрто-Рико у Лиллиан не было, а предпринять меры самостоятельно она не осмеливалась.

К тому же она сомневалась, что вообще хочет делать аборт. Ей пришло в голову, что оставить ребенка — лучший выход из трудной ситуации. Она не пыталась подцепить на крючок Мюррея, вовсе нет, она действительно любила его, но ей представилось, что материнство более совместимо с сочинением романа, чем набор на машинке юридической зауми с девяти до пяти. Ведь вполне можно писать, пока ребенок спит.

— У меня есть деньги, — сказал Мюррей.

— Я не хочу делать аборт, — ответила Лиллиан. — Женись на мне.

— Жениться? — Мюррей немного подумал. — Что ж, пожалуй, я готов. Я все равно собирался сделать предложение после получения диплома.

— Я сама сделала ему предложение, — рассказывала потом Лиллиан детям каждый раз, когда они требовали подробностей женитьбы родителей. Им никогда не надоедала эта история. — И никто не вставал на колено: я предложила ему стать моим мужем по телефону. Мы получили разрешение на регистрацию брака и обратились в мировой суд. Я была в зеленом платье.

— А я хочу быть настоящей невестой, — заявляла Лиззи. — В настоящем платье.

— Не расстраивай маму, — говорил ей Джордж.

— Я ничуть не жалею о том, что все произошло именно так, — возражала Лиллиан. — К тому же зеленый цвет мне идет.

После быстрой гражданской церемонии молодожены и их родители отправились на ужин в ресторан в центре Бостона. Мать и отец Мюррея радовались, а Джон Холмс был в дурном настроении.

— Учись прилежно, — велел он новоиспеченному зятю, оплачивая счет. — Теперь тебе надо содержать семью.

— Я очень счастлив, — ответил Мюррей.

— Надеюсь, это правда, — буркнул Джон Холмс.

— Я никогда еще ни в чем не был так уверен, — сказал Мюррей.

* * *　

После того как в 1969 году Мюррей получил диплом, молодые супруги переехали в Конкорд, столицу штата Нью-Гэмпшир, где Мюррей поступил на работу в юридическую фирму отца. Первые полгода они жили на верхнем этаже душного дуплекса с длинным узким просевшим крыльцом. Лиллиан неустанно присматривала настоящий дом. Однажды после мучительной поездки в супермаркет с полуторагодовалой Рут, которая все норовила вылезти из тележки для продуктов, юная мама ехала по обрамленной деревьями улице, заметила знак «Продается» и остановила машину.

Чуть поодаль от дороги стоял трехэтажный дом с широкой террасой по периметру и окнами с мелкой расстекловкой. К углу на уровне второго этажа примыкала круглая башенка под старину. Со всех сторон дом окружал просторный двор, в саду цвели пышные белые гортензии, а плакучая катальпа затеняла качели на крыльце.

Вернувшись в дуплекс, Лиллиан позвонила Мюррею.

— Приезжай скорее, — сказала она.

Мюррей смог уйти с работы в четыре; а в пять в залитой солнцем хозяйской спальне молодая пара договорилась с агентом недвижимости о цене в тридцать две тысячи долларов.

Дом идеально подходил для большой семьи: пять спален, обширный двор и большая игровая комната в подвале, где можно покувыркаться в плохую погоду. В тот день Лиллиан еще этого не знала, но она была уже снова беременна, и вскоре родился Дэниел, затем вечно голодный Джордж, а потом, спустя шесть лет, крошечная Лиззи, после чего Лиллиан наконец убедила Мюррея сделать вазэктомию.

Детство маленьких Блэров прошло на воздухе, с гонками на велосипедах, играми с соседями в прятки и «захват флага», с матчами по тачболу в пламенеющие октябрьские дни. Если Мюррей приезжал домой не очень поздно, то можно было видеть, как неторопливыми июньскими вечерами на задней лужайке он, закатав рукава рубашки, подает мяч юным бейсболистам, в то время как Лиллиан, сидя на заднем крыльце, наслаждается после ужина джином с тоником.

С тех пор как родилась Рут, Лиллиан не написала ни строчки. Ее роман лежал в коробке в гараже. Оказалось, что материнство несовместимо с писательством, особенно когда рождается один ребенок за другим. Никто из малышей не хотел спать, постоянно надо было разбираться в ссорах. Да и о чем она могла написать, даже будь у нее время? Об опрелостях? Лиллиан думала о рассказе Тилли Олсен «Пока я стою и глажу», который читала в колледже, и испытывала одновременно и надежду, и чувство неполноценности. По правде говоря, она страшно боялась неудачи.

И потому, вместо того чтобы писать — и потерпеть неудачу, — Лиллиан стала образцовой матерью. Она вступила в молодежную волонтерскую лигу и каждую среду работала в комиссионном магазине, где между делом могла покупать хорошие пальто детям и таким образом экономить. Также она состояла членом родительского комитета и готовила горы печенья для школьных ярмарок. Зимой по воскресеньям она возила детей кататься на лыжах на ближайшую гору Санапи; в летнюю жару, если дети не гостили у родителей Мюррея на побережье или в доме Холмсов в Вермонте, она ездила с ними на озеро Ньюфаунд.

«Очень счастлива, — написала она в опроснике для выпускников колледжа Смит. — О большем не могу и мечтать».

* * *

Но в откровенном разговоре Лиллиан, скорее всего, призналась бы, что, пока дети были маленькими, в ее жизни зияла внушительных размеров дыра. Время от времени она поднималась на третий этаж в гостевую комнату, куда складывали всякую всячину. Там она переставляла ломаные стулья, наугад разбирала коробки, сундуки и чемоданы с пальто, предназначенными для сдачи в комиссионку, и представляла, что здесь будет ее рабочий кабинет. Вынести все барахло. Покрасить стены в белый цвет. Поставить только один стол с пишущей машинкой «Смит-корона», на которой она писала курсовые в колледже.

Однажды Лиллиан упомянула о своей мечте в разговоре с Мюрреем. Муж ухватился за эту идею: по его словам, он всегда жалел, что у нее нет места для работы, а старые вещи можно запросто перенести в гараж. Они освободят комнату уже в выходные, обнадежил он жену.

Казалось бы, Лиллиан должна была плясать от счастья. Но нет.