— Я имела в виду, как-нибудь потом, — поспешно проговорила она, осушая стакан с джином. — Прямо сейчас в этом нет необходимости.

— Что ж, как только скажешь, — ответил Мюррей.

Лиллиан убеждала себя: нужно радоваться, что муж отнесся к ее предложению с таким воодушевлением. Но его энтузиазм задел другую струну, напомнил о том, чему Лиллиан старалась не придавать значения: что Мюррей часто пытался верховодить, дирижировать их жизнью. Он был хорошим человеком, но отличался категоричностью мнений. Особенно по финансовым вопросам — например, если они не находили согласия, как потратить лишние деньги, Лиллиан чаще всего приходилось отступить, смутно сознавая подразумеваемый факт, что, раз Мюррей содержит семью, последнее слово остается за ним. И потому они покупали новые водосточные трубы вместо штор или катались в отпуске на лыжах на севере, вместо того чтобы провести неделю на солнце.

И дело было не только в самом Мюррее. Лиллиан любила родственников мужа, но они тоже нередко тянули одеяло на себя. Взять, например, тот же отпуск. Обычно Лиллиан и Мюррей одну летнюю неделю проводили в доме Холмсов на озере в северном Вермонте, а другую — в доме Блэров на побережье в Нью-Гэмпшире. Не возникало сомнений, какой из этих домов больше любили дети. Джон Холмс установил в своем летнем коттедже спартанский распорядок: на завтрак овсянка, перед сном чтение Эдгара По. А вот родители Мюррея жили с одной-единственной целью: вместить в каждые сутки как можно больше удовольствий, что подразумевало пикники с жареными моллюсками на берегу океана, серфинг, волейбол и дурацкие настольные игры по вечерам.

— А почему нельзя провести обе недели в доме на берегу? — часто жаловался Дэниел.

— Ой, мне так нравится пляж! — восклицала Лиззи, вытаскивая изо рта чупа-чупс.

— У бабули гораздо веселее, — соглашалась Рут.

— Мама, ты плачешь? — спрашивал Джордж.

Суть в том, что при таком положении вещей Лиллиан иногда казалось, будто замужество ее проглотило. Вот и на сей раз Мюррей слишком уж рьяно выразил готовность обустроить ей рабочий кабинет. Лиллиан хотела снова писать, но Мюррей не понимал одного: будь у нее комната и все условия, ей пришлось бы предпринять попытку. А в этом случае оставался риск оказаться перед пустой страницей и осознать, что сказать ей нечего.

К такому она не была готова.

* * *

Но природа не выносит пустоты, особенно если замешаны амбиции. Однажды летним вечером, после долгого дня на озере и утомительного пути домой по жаре, Лиллиан и Мюррей сидели на заднем крыльце. Лиллиан накормила семью болонской колбасой, зерненым творогом и фруктовым салатом и уложила трехлетнюю Лиззи спать. Мюррей сделал себе и жене коктейль «Том Коллинз», и они оба наблюдали, как старшие отпрыски вместе с другими окрестными детьми балуются в пластиковом бассейне у Гисонов в соседнем дворе — чаша высотой метр двадцать и три с половиной метра в диаметре не предназначалась для банды из девяти шалунов, и Мюррей беспокоился, как бы они не испортили лужайку, выплескивая наружу столько воды. Лиллиан просматривала пришедшие днем письма.

— Я тут подумал… — начал Мюррей.

— Прекрасно, — перебила Лиллиан. — Еще один счет от стоматолога. У этого Чака ни стыда ни совести! Брать деньги за то, что вытащил из зубов кусок попкорна!

— Я сегодня обедал с Робертом, — продолжил Мюррей. — Он приезжал в город на прием к врачу. — Роберт был другом отца Мюррея и жил на севере штата. — Он говорит, мне пора баллотироваться в Конгресс.

— Тебе ни за что не выиграть, — без обиняков ответила Лиллиан. — Ты демократ.

В то время Нью-Гэмпшир был преимущественно республиканским; со времен Гражданской войны от штата выбрали в Конгресс всего несколько демократов.

— Я так ему и сказал, — усмехнулся Мюррей. — Но Роберт считает, что попробовать все же стоит.

— Не хочу я переезжать в Вашингтон.

— И не надо. В случае успеха я сниму там квартиру и буду приезжать домой на выходные.

— А я, значит, останусь одна с детьми?

— Ну… да, — признал Мюррей.

— Почему бы тебе не выдвинуть кандидатуру в Законодательное собрание штата? Твоего отца это вполне удовлетворяло.

Видимо, в ее голосе прозвучал оттенок раздражения, потому что Мюррей поинтересовался:

— Чем ты недовольна?

— Ты еще спрашиваешь? А как же мои планы?

— Писать книгу? Я ведь тебе говорил: я в любое время могу освободить для тебя комнату. Но ты все время откладываешь.

— Ну, может быть, сейчас я уже готова.

— Так что же мы медлим! — нетерпеливо воскликнул Мюррей.

— Но все равно ты хочешь оставить меня с детьми. Как я смогу чем-нибудь заниматься, если ты будешь мотаться каждую неделю в Вашингтон? — Лиллиан встала. — Рут! — закричала она. — Дэниел! Джордж! Пора спать!

— Я просто подумал замахнуться повыше, — объяснил Мюррей. — Ты ведь понимала, что рано или поздно нечто подобное произойдет.

Он был прав: Лиллиан с самого начала знала, что у него есть склонность к политической деятельности.

— Но не сейчас, — произнесла она, теперь уже откровенно ворчливо. — Я пока не хочу быть женой кандидата в Конгресс. Я и так чувствую себя домохозяйкой с рекламного плаката.

— Не злись, пожалуйста, — попросил Мюррей.

— Я не злюсь.

— А вид такой, будто злишься.

— Я устала, день был долгий и жаркий. Теперь у меня песок в трусах и квадратная голова от детского визга. Извините, что никому не понравился ужин, но было слишком душно, чтобы готовить.

— Мне понравился ужин, — возразил Мюррей.

— Разве тебя накормишь колбасой? Тебе нужен стейк.

Мюррей замолчал.

— Вот видишь? — заметила Лиллиан. — В последнее время вы постоянно мною недовольны. Все вечно жалуются! Попробуй-ка заботиться о детях, водить их по врачам, ездить на беседы с учителями, каждый вечер готовить ужин и следить, чтобы Рут не портила глаза, читая при слабом освещении, Дэниел не пропускал бассейн, Джордж не съел все припасы в доме, а Лиззи не сбежала кормить уток в парке. Нет, ты попробуй!

— Я же не говорю, что это просто, — поспешно сказал Мюррей. — Я знаю, что ты трудишься не покладая рук.

Лиллиан затушила сигарету.

— Я бы выпила еще, — заявила она, отдавая Мюррею свой стакан. — Стоять! — приказала она мокрым детям, которые взбирались по ступенькам. Она принесла из сушилки полотенца и бросила им: — И вытирайте ноги, мне в доме не нужна трава Гисонов.

* * *

Через несколько месяцев после того разговора Лиллиан проснулась среди ночи в холодном поту. Какой яркий сон! Купание в ночи, соседский бассейн, стрекот сверчков… Впервые с тех пор, как она родила детей, слова и образы нахлынули на нее. Лиллиан тихо встала с кровати, сняла ночную рубашку и обтерлась полотенцем, потом накинула халат, на цыпочках спустилась по лестнице и нашла принадлежавший Мюррею линованный блокнот. Будто на автопилоте, она записала: «На следующий вечер после того, как соседи уехали в отпуск, миссис Кларнер пошла купаться голышом в их бассейне». Потом она перечитала написанное. Кто эта миссис Кларнер? Что заставило ее пробраться в соседский бассейн? А был ли мистер Кларнер?