Полковник не видел. Потому что в его глаз вдруг совершенно неожиданно прилетела соринка. Габаритная такая, длиной в целых шесть дюймов, с увесистой черной рукоятью. Я сразу узнал эту «соринку», которую Рудик захапал себе в качестве трофея. Складной стилет-«шестерка», похожий одновременно то ли на длинный нож, то ли на короткий меч, то ли на портативное копье.

Еще не соображая, что произошло, Павленко открыл второй глаз, недоуменно им хлопнул. Это нормально. Когда копьевидная, остро заточенная полоска стали быстро и нежно пробивает глаз, слезную кость за ней, после чего сантиметров на пять входит в мозг, вполне реально, что этот мозг не успевает осознать произошедшее. А может, клинок ножа перерезал какие-то извилины, отвечающие за логику и болевые сигналы. Потому что Павленко тупо смотрел неповрежденным глазом на рукоять ножа, а между тем пистолет в его руке все еще был направлен на меня…

Губы полковника кривились, из его рта вырвался клокочущий звук, в котором я сумел разобрать слова:

– Я… все равно… расстреляю тебя…

Дуло пистолета вновь качнулось в сторону моей головы, но тут в кадре молниеносно появился Рудик. Ударом задней лапы он мастерски отбил пистолет в сторону, а передней со всей силы ударил по рукояти ножа, вгоняя ее в голову Павленко по самую рукоять.

Полковник дернулся – и тело его вдруг моментально расслабилось. Голова безвольно ткнулась вниз, вогнав нож в глазницу еще глубже, после чего неестественно завалилась набок. Лишь вена под шрамом еще судорожно дернулась несколько раз – сердце экстренно пыталось накачать побольше крови к стремительно умирающему мозгу.

– Расстреляет он, – презрительно сплюнул Рудик, берясь за рукоять стилета. – Сказали же тебе однажды: то, что не получилось в первый раз, вряд ли получится во второй.

И рванул. Голова мертвого полковника вновь ударилась о землю, из глазницы плеснуло красным. Спир удовлетворенно осмотрел окровавленный стилет, когтем попробовал лезвие – не затупилось ли? Молоде́ц ушастый, заботится о ноже!

– Не помню, чтобы я тебе рассказывал о том, как полковник уже пытался однажды меня расстрелять, – заметил я.

– А как книги писал помнишь? – усмехнулся спир, направляясь ко мне. – Я об этом еще двести лет назад прочитал в старой книге – если ты помнишь, я в библиотеке и родился, и вырос. Кажись, «Закон долга» та книга называлась.

Признаться, у меня чуть челюсть не отвалилась от удивления.

– То есть, ты хочешь сказать, что в той библиотеке были… все мои книги?

– Ага, – сказал Рудик, разрезая веревки, которыми были стянуты мои конечности.

– И ты… знаешь, что с нами будет дальше?

– Когда читал – знал, – пожал плечами мутант. – Не зря ж я к тебе тогда подошел, когда ты в засаде прятался. Знал где искать. Правда сейчас уже забылось многое, почти ничего не помню. Ну, вроде всё с веревками. Встать сможешь?

– Попробую.

Руки и ноги затекли нехило – уж больно плотной была вязка. Но я очень постарался встать, и у меня получилось. И первым делом на негнущихся ногах я подошел к трупу полковника. Блин, двойственное чувство… Этот человек в последнее время только и мечтал о том, чтобы убить меня. Но я помнил и о том, как мы вместе с ним воевали против общего противника. С одной стороны – враг он. С другой…

Впрочем, на войне сопли сожаления и слюни воспоминаний чреваты фатальными неприятностями. А именно – пока ты предаешься раздумьям возле трупа друга-врага, тебя самого вполне могут завалить типы, которым не свойственны размышления о бренности бытия. Поэтому я просто подобрал массивную пушку полковника, после чего, похлопав его по карманам и подсумкам, нашел еще две круглых обоймы, набитых патронами. Плюс два в барабане. Негусто.

Правда, в сарае было еще два трупа, в комплекте с которыми прилагались двустволка мертвого сторожа и Remington 870MCS главаря группировки в компактном варианте с пистолетной рукояткой. Конечно, я бы «калаш» предпочел, но в моем положении не выбирают. Единственный плюс: видимо для форсу бандитского главарь утянул живот широким кожаным поясом-патронташем, набитым патронами двенадцатого калибра. За что бородатому лично от меня большое спасибо, хоть тут с патронами временно проблем не будет.

Кстати, снаружи было на удивление тихо. Поэтому я быстро, но без лишней суеты снял с главаря пояс, застегнул на себе. Болтается, подгонять надо… Хотя если РШ-12 заткнуть за него, и нормально, временно сойдет. Кобуры на полковнике не наблюдалось, так что по-другому все равно никак. Бронекостюм Павленко был изуродован в районе живота, залит кровищей, плюс больше на два размера, чем мне нужно. Так что переодевание отменяется. Ладно, можно считать, что с экипировкой покончено. Теперь надо бы разобраться, что происходит за стенами сарая. И заодно понять, куда бородач мою «Бритву» задевал, ибо при нем ее не наблюдалось.

– Ну чего, пошли? – сказал я.

– Пошли, – воинственно шевельнул усами Рудик, сложив, и по моему примеру засунув за пояс свою «шестерку», взамен которой спир вытащил из кобуры вычищенный до блеска пистолет Макарова.

Ну, мы и пошли.

Мои ноги после жесткой вязки более-менее пришли в норму, так что я без проблем выскользнул из сарая и сразу ушел вправо, готовясь стрелять…

Но стрелять было не в кого.

«Борги» приехали на бортовом «Урале», оборудованном как передвижная огневая точка. На крыше кабины пулемет, вдоль бортов присобачены стальные бронещиты с бойницами. Эдакая бюджетная передвижная крепость на колесах.

Видать, бюджетность черно-красных и подвела. Надо было полноценный бронекунг делать, с крышей. Ибо как только началась заварушка, кто-то из шустрых бандюков кинул в кузов гранату. Не то, чтоб всех «боргов» поубивал разом – те как всегда в бронекостюмах приехали, – но ранил многих. Остальных же наверняка если не деморализовал полностью, то боевого духа поубавил. Когда люди видят, как их товарищи, только что здоровые и крепкие парни, истекают кровью, у многих с духовитостью разом возникают проблемы.

Хотя у некоторых и наоборот, клин в башку приходит, напрочь вырубающий чувство страха и самосохранения, что суть есть одно и то же.

Короче, несколько уцелевших «боргов» перемахнули через бронеборта – и понеслась жара! Вон тот здоровяк, что лежит сейчас в луже собственной крови, мочил с рук из пулемета, сорванного с кабины, пока его с нескольких точек расстреливали почти в упор. И расстреляли, только он перед этим шестерых положил.

А вон тому красно-черному пуля в автомат попала. Так он АК бросил, выхватил нож и бросился на ближайшего бандюка. У которого, по ходу, магазин кончился, а перезарядиться он не успевал. Осознав это, бородач выдернул из-за пояса портативный топор и, прорубив легкий тактический шлем, всадил его в голову «борга». Который с топором в башке умудрился насовать своему убийце ножом в грудь и живот с десяток колющих ударов. Так они и умерли оба, в луже общей крови, вцепившись друг в друга и норовя напоследок причинить врагу хоть какое-то дополнительное увечье.