Сколько?

Это немного проблематично, так как вы не хотите говорить о деньгах.

Хорошо, двадцать пять процентов к той зарплате, о которой мы договорились, и больше ни слова! Вы дадите мне номер вашего счета и напишете сумму на этом листочке, и, откровенно говоря, я думаю, нам стоит поговорить о чем-нибудь более веселом.

Я не знаю, развеселит ли это вас… Он морщит лоб и деловым тоном сообщает, что ему нужны кое-какие приборы. Их предоставили бы вам, если бы вы встали на учет в муниципалитете.

А если нет?

Мадам, у вас есть тонометр, стетоскоп, электрический градусник?

Знаете что, все это вы купите к следующему разу. Жизнь коротка. Поверьте мне, мсье. А на моем отрезке жизненного пути даже слишком коротка для всяких пустяков. Купите все, что вам нужно, чтобы быть похожим на ответственного медбрата, я, конечно, оплачу. Ну так что, завтра в одиннадцать?

Завтра у меня выходной, да и магазины закрыты.

Вы до противности правильный.

Разве не за этим я принят на работу?

О, Эрик, подайте мне руку. Все-таки давно я не пила шампанского в середине дня.

У вас кружится голова?

Да, но приятно. Помогите мне дойти до кровати. Ах, в молодости шампанское на завтрак означало, что ты так и не встанешь с постели. Она смеется сама с собой. Над большим, обитым шелком изголовьем кровати висит картина, которая принадлежит к тому же направлению, что и порнофильм, — «Film X», — но в области изобразительного искусства. Экспрессивная кисть из будуара XIX века. То, что у мужчины на картине тюрбан, определенным образом нейтрализует его действия. «Так делают турки», звучало как оправдание на салонной выставке в Пети-Пале, когда дамы были вынуждены доставать нюхательную соль, чтобы не упасть в обморок. «Ах, да, конечно», вздыхал слабый пол, втайне мечтая посетить эту страну.

Вы уверены, что вы о’кей, мадам?

Да, вроде, да. Она поспешно садится на кровать, строго смотрит на него и говорит: в этом доме нет ничего, что «о’кей». Или хорошо, или плохо. Или смешно, или грустно. Можно бодрствовать или спать, жить или умирать. Жизнь требует абсолютов, Эрик. Никаких «о’кей» — она опять поджимает губы, которые сейчас просто узкие, так как их краснота осталась на бокале шампанского. Я чувствую себя хорошо. Превосходно. Вздремну немного и проснусь посвежевшая.

У вас есть еда?

Я что-нибудь придумаю. И кстати, Эрик. Я не думала стать старше восьмидесяти пяти, чтоб вы знали. Я чуть не сказала «спокойной ночи». Увидимся завтра. Нет, в понедельник. Она берет его за руку так, как только лежащий может взять руку стоящего. Она смотрит на него так, как может смотреть только одинокая старая женщина на мужчину в его лучшем возрасте. Без страсти. С благодарностью. До встречи, Эрик.

До встречи. Он тихо закрывает дверь в ее спальню и идет в кухню, открывает шкафы и ящики. Должно быть, кто-то покупает ей продукты. Банки и консервы из «Fauchon»: фуа-гра, копченая семга в вакууме, бочонок устриц в холодильнике, запечатанные сыры. На кухонном столе хлеб, свежие фрукты и букет оранжевых тюльпанов, хрустких, как рождественский салат. Он находит поднос. Серебряный. И сервирует то, что хотел бы съесть сам, если бы ему было семьдесят восемь лет и если бы он проснулся после короткого сна, вызванного шампанским, в субботу во второй половине дня. Свежевыглаженная дамастная салфетка, тарелка с цветочками (точно Севр, или что это может быть), хлеб, масло, немного мягкого сыра, тонко нарезанный фенхель, немного сыра полосками, немного черносмородинового варенья, киви, авокадо, лимонный сок, — все это он накрывает прозрачной пленкой. Он думает заварить чай, но решает, что в мире существует только одна вещь хуже теплого чая — это теплый чай. Так что он этого не делает. «Perrier», хрустальный бокал. Он знает, чего он хочет. Не только сейчас. Можно сказать, он идеальный медбрат. И альфонс, если на то пошло. Эрик оставляет ей записку, где, в частности, указывает размер заработной платы, а также номер своего счета и уходит. Вечером Эрик с осознанием выполненного долга не пойдет на дежурство. А это причина для увольнения.

И почему маленькие дети не догадываются, какие у них милые ручки? С перевязочками на запястьях. Токе тискает Лулу. Она улыбается, а он дует ей в животик.

Как хорошо, когда ты здесь.

Угу.

Разве ты не видишь, как она тебе рада? Посмотри, как она улыбается.

Она будет улыбаться любому, кто с ней играет.

О чем ты думаешь? — вдруг спрашивает Роз.

Думаю перейти на другую работу.

На другую работу? Ты больше не хочешь писать?

Токе вздрагивает, понимая, что замолчал несколько позже, чем следовало, и огорченно смотрит в окно. Я подумываю сменить издательство.

И это ты называешь «перейти на другую работу»?

Роз, сколько я могу тебе объяснять, что писать — такая же работа, как и всё остальное. Ты не понимаешь, что, когда пишешь, надо планировать свое время, а не тратить его попусту.

Да, но ведь твои книги не изменятся от того, выйдут ли они в том или в другом издательстве, правда?

Нет, не изменятся. Он устало потирает глаза.

Токе, я скучаю по тебе. Роз обнимает его. Прижимает ладонь к его ширинке. Я хочу тебя, хочу.

Когда они встретились, его особенно заводила эта ее непосредственность, ее фривольность, которые казались столь же естественными, как ее дыхание. Ему было непривычно чувствовать себя желанным. Но сейчас все изменилось.

Я просто зашел навестить Лулу. Вообще, у меня встреча с издателем. И она может быть очень неприятной. Так что… я пойду.

Прямо сейчас? А когда ты снова придешь? И почему именно я всегда должна спрашивать, когда мы увидимся? Такое ощущение, что женщины ищут решения своих проблем, проговаривая их вслух. Мужчине, который сначала мысленно решает проблемы и только потом говорит, это кажется бессмысленным. Он не выносит ее нытья. Терпеть не может, когда она так на него смотрит. И почему женщины не понимают, что недоступность лишь добавляет им привлекательности?

Увидимся, когда я смогу, Роз. Сейчас у меня слишком много дел. Ты вряд ли поймешь, но когда работаешь над текстом, то мир, о котором пишешь, как будто становится для тебя реальным. Если не взять это себе за правило, никогда ничего не выйдет. Это тоже часть работы.

А что это за мир?

Роз…

Но я же ничего не знаю: чем ты занимаешься, о чем думаешь. Ты не хочешь хотя бы немного всем этим со мной поделиться?

В следующий раз я обязательно захвачу свою последнюю книгу, но, откровенно говоря, не думаю, что тебе это будет интересно. Ну, скоро увидимся. Он целует Лулу в щечку, а Роз — в губы.

У Зефира был длинный день. Сейчас он бы охотно выпил чего-нибудь в бистро, прежде чем подняться домой. Но он этого не делает. Лучше иметь ясную голову. Кажется, вечером, перед работой, они должны играть в бридж. Ах, нет. Сегодня он свободен.