Я виновато взглянул на старуху и уже почти собрался с духом, решившись одним махом опрокинуть в себя содержимое плошки, но тут она неожиданно смилостивилась.

— Ладно, не мучайся! Раз оклемался, уже и без зелья моего поправишься. Опять же и товарищу твоему больше достанется.

Баба-яга отняла у меня плошку и пошла к печке. Только сейчас я заметил, что на полатях тоже кто-то лежит, и с радостью узнал своего напарника.

— Хан, — заорал я и соскочил с сундука, служившего мне кроватью. Как оказалось, проделано это было слишком поспешно. Голова моя закружилась, ноги подкосились, и я едва не рухнул на пол.

— Слышь! — с наигранной строгостью сказала бабка. — Ты тут мою работу не порть. Я тебя не для того на ноги ставлю, чтоб ты себе сразу же башку разбил. Ходи чинно, медленно. И не кричи. Здешний лес ору не любит. А я тем более.

Я уже и сам понял, что прыгать мне как минимум первое время не стоит. Однако посмотреть, как там Хан, все же хотелось. Поэтому, подождав, когда карусель, запущенная в моей голове, остановится, и убедившись, что нового ее вращения пока не предвидится, я осторожно пересек комнату и присоединился к старухе, которая потчевала своим подозрительным лекарством моего еще не оправившегося товарища. Судя по всему, Хан пострадал от купания куда больше меня. На его руку была наложена самая настоящая шина из бересты и свежих березовых веток. А нога и вовсе оказалась обмазана толстым слоем высохшей и затвердевшей глины. И это не считая десятка ссадин и порезов, покрывавших смуглую обветренную кожу. К счастью, большая часть ран уже зарубцевалась. Причем, если учесть слова Яги о том, что с момента речной катастрофы прошло не более трех дней, без колдовства тут явно не обошлось. Так что теперь у меня исчезли последние основания сомневаться в том, что мерзкое на вид пойло, которое старуха деревянной ложкой впихивала в несчастного узбека, является чем-то опасным для его жизни. То же, кстати, подтверждал и весь мой жизненный опыт: чем продукт полезнее для человеческого здоровья, тем более неприятным на вид и вкус он оказывается. Увы, подсознание Хана соглашаться с этим не желало. Возможно, если бы мой напарник что-то соображал, он спокойно принял бы положенное ему горькое лекарство, но сейчас он ворочался, плевался и то и дело выкрикивал: «Арина Родионовна, вы нарушили условия досрочного освобождения! Немедленно вернитесь на определенное вам место жительства и доложитесь своему надзирателю!»

— Кто такая Арина Родионовна? — поинтересовался я у бабки, после того как она закончила впихивать в узбека свое зелье и даже протерла ему губы влажным полотенцем. В первый раз за все время мой вопрос не вызвал у нее ни улыбки, ни прочих признаков расположения. Она как-то сразу погрустнела и, кажется, даже еще больше состарилась.

— Я это! — покаянным голосом призналась старуха и стала ходить по избушке, подбирая в разных углах и бросая на застеленный скатертью стол всякие вещи: гребень, зеркальце, шерстяные носки, шкатулку с нитками и иголками.

— Что вы делаете? — удивился я.

— А что, сам не видишь? — печально отозвалась бабка. — Узелок собираю. Не бойся, надолго не задержу. Сейчас еще пару вещичек найду — и в путь.

— Спасибо, конечно, — поспешил поблагодарить я старуху. — Только зачем мне все это? Да и куда идти — я пока не очень представляю…

— Издеваешься?! — резко повернулась ко мне бабка, и в глазах ее вспыхнуло что-то недоброе, отчего я как-то сразу вспомнил, что в прочитанных мной когда-то сказках она не только Ивану помогала, но еще и в ступе летала, и даже каких-то детишек в печи едва не зажарила.

— Да нет! Что вы?! — искренне опроверг я старухино предположение и попытался прикинуть на глаз расстояние до двери, чтобы в случае чего метнуться наружу.

— Чего-то я не пойму, — начала старая, — ты что же, не собираешься меня властям сдавать?

— А надо?

— Что значит «надо»?! Я же тебя обманула! Не Пятая я Яга, а Третья, а попросту говоря, Арина Родионовна.

Только тут до меня дошло, на что именно так напирает моя древняя спасительница.

— Слушайте, — попытался я сберечь хоть какие-то привычные представления о реальности. — Только не надо убеждать меня, что вы та самая няня Александра Сергеевича Пушкина.

— Ладно, не буду, — пожав плечами, согласилась бабка, чем, признаться, отчасти меня успокоила. — Только один вопрос…

— Какой? — снова насторожился я.

— А чем тебе, собственно, не угодил мой воспитанник? — сурово спросила старуха, и я снова потерял сознание.

Есть такая примета: плохо прийти в себя с кляпом во рту, под вечер, в незнакомом лесу, привязанным к дереву. Никогда не думал, что мне придется убедиться в ее правоте. И тем не менее, открыв глаза, я понял, что ситуация именно такова. Моя спина была плотно прижата к мощному шершавому стволу, и не падал я только потому, что был крепко-накрепко прикручен к нему сплетенными в толстый жгут ветвями какого-то кустарника. Напротив меня, на расстоянии примерно пяти метров, также изображая кариатиду, подпирающую дерево, был привязан Хан. А между нами, около высоченной хвойной пирамиды муравейника, деловито копошился зеленый косматый медведь. Чем он занимался, мне было непонятно, но ничего хорошего я от него почему-то не ждал. И оказался прав. Когда косолапый чуть-чуть повернулся, я с ужасом увидел, что он льет на землю мед, прокладывая ароматную янтарную дорожку от муравейника не куда-нибудь, а прямиком в мою сторону. Поняв, какая меня в ближайшем времени ждет сладкая жизнь, я начал извиваться и дергаться, пытаясь вырваться на свободу, чем неосторожно привлек внимание зверя.

— Оклемался, гадина? — густо пробасил он, и я узнал голос давешнего помощника старухи, которого она спровадила из дома без желанного магарыча. Однако следующие слова монстра, который выглядел медведем только со спины, доказали, что он и без оплаты готов был служить Бабе-яге верой и правдой:

— Эх ты! Какую хорошую бабку обидел! А я ей сразу говорил — нечего вас выхаживать. Оттащить в лес и покормить зверье, раз вы его так любите.

Огласив таким образом приговор, поросшее мхом чудище обошло муравьиную кучу и принялось наводить медовые мосты в направлении Хана. Я от души позавидовал узбеку. Съедят нас, конечно, обоих, но в отличие от меня напарник все еще находился в беспамятстве и не видел, как здоровенные красные муравьи шустрой цепочкой выбираются из своего хвойного дома, чтобы подзакусить нашим подслащенным мясом. Я в очередной раз предпринял безнадежную попытку вырваться и стал глазеть по сторонам, все еще надеясь увидеть среди частокола деревьев либо темную шкуру Серого, либо неизменно свежий и словно только что выглаженный костюм Ивана. Черт с ним — сейчас я был даже на Василису согласен, даром что она меня почему-то невзлюбила. И все-таки лучше стерпеть десяток ее унизительных насмешек, чем оказаться поданным муравьям в качестве блюда китайской кухни.

К сожалению, никаких признаков защитников в лесу не наблюдалось. И все же помощь пришла. Вернее, прилетела. С протяжным свистом авиационной бомбы, сшибая шишки и ломая встречные ветки, откуда-то сверху опустилась и тяжело стукнулась о землю огромная деревянная колода. «Ступа!» — догадался я. Удар был настолько мощным, что мои подошвы даже ощутили легкую дрожь, прокатившуюся по земле от места посадки. Сверху еще продолжали сыпаться сорванные с деревьев листья и иголки, а из летательного аппарата уже выпрыгнула Арина Родионовна. Это было жестокое разочарование. Я-то думал, что к нам с узбеком пришло спасение, а оказалось, это была всего лишь публика, опоздавшая к началу шоу. Впрочем, для зрительницы Баба-яга повела себя, прямо скажем, неожиданно. Первым делом она двумя стремительными движениями метлы перечеркнула медовые тропинки, по которым муравьи слаженно, словно пехота на марше, направлялись ко мне и к Хану. Потом старуха напустилась на внезапно съежившегося зеленого.