– Чем ты занимаешься? – спрашивает мужчина.

– Прилегла вздремнуть, – отвечает Ханна.

– Без одежды?

– Мне было жарко.

– Да, я вижу, что тебе жарко. Ты чертовски горячая. Иди сюда, – тихо говорит мужчина. Слышен звук поцелуев. Тео тяжело сглатывает, ее глаза горят, ногти впиваются в ладони.

Что это за урод?

Тео слушает, хотя и не хочет этого. Она хочет, чтобы в шкафу оказалась задняя дверь, окно, что угодно.

Мужчина что-то шепчет Ханне на ухо. Тео не слышит слова. Но она никогда в жизни не хотела кого-то убить. Если бы у нее был нож, как у Огненной Девы, она бы попробовала.

– Джереми, перестань, – говорит Ханна. – Я сейчас не в настроении.

– А выглядишь так, будто совсем не против.

– Внешность бывает обманчивой.

Шорох простыней.

– На ощупь ты явно в настроении, – тихо говорит мужчина по имени Джереми.

– Прекрати, – ворчит Ханна. – Я серьезно.

Снова какая-то возня. Скрип диванных пружин. Потом щелчок зажигалки. Тео ощущает резкий запах сигаретного дыма.

– Так маленькая алтарная девочка принесла деньги?

– Еще нет. Она позвонила и сказала, что сегодня парень не смог собрать достаточно денег. Но пообещал, что завтра утром все будет.

– Мне это не нравится. Не нравится, что она расхаживает с кокаином в ранце.

– Все нормально, Джереми.

– Откуда ты знаешь, что она не кинет нас? Не сбагрит товар и не убежит?

– Она этого не сделает.

– А-а-а, вот это верно. Потому что маленькая девочка влюблена в тебя, да? Ей так хочется, что просто невтерпеж. Как я мог забыть?

– Не надо, Джереми.

– Ты сердцеедка, Ханна, знаешь об этом? Тебе должно быть стыдно. Совращаешь маленькую девочку ради нескольких лишних баксов.

Тео еще крепче впивается ногтями в ладони.

– Это не так, – говорит Ханна.

– Знаешь, у меня начинается стояк, когда я думаю, как сильно эта девчонка хочет тебя.

Снова скрип диванных пружин, чмоканье поцелуев, потом безошибочный звук расстегиваемой молнии на ширинке.

Тео закрывает уши и зажмуривается. Пожалуйста, господи, не надо! Пусть они не начнут трахаться. Она этого не вынесет. Тогда она определенно убьет его; может быть, она убьет их обоих. Будет колотить по их тупым головам снова и снова, пока они не превратятся в кровавую кашу.

– Подожди, Джереми, – шепчет Ханна. – Давай сделаем это без спешки. Может, ты сходишь и принесешь бутылочку шабли? Ты же знаешь, что вино меня успокаивает, да?

– Только если ты пообещаешь остаться в таком же виде и будешь ждать меня здесь, в постели.

– Обещаю.

– Одна нога здесь, другая там, – говорит он и поспешно выходит из комнаты. Тео ждет, пока открывается и захлопывается входная дверь. Потом распахивает дверцу шкафа.

– Тебе нужно уйти до того, как он вернется, – сразу же говорит Ханна.

Тео молчит с опущенной головой, не желая даже глядеть на Ханну. Тео надевает трусики и юбку, свой лифчик, белую блузку и блейзер. Потом натягивает ботинки, но не трудится зашнуровывать их. Она плотно обматывает шарф вокруг шеи, так, что едва не задыхается, потом спешит выйти из комнаты.

– Тео! – окликает Ханна.

Тео останавливается, поворачивается и смотрит на Ханну. Та кажется старше, чем несколько минут назад, и ее глаза уже не голубые; она кажется едва знакомым человеком.

– Прости, – говорит Ханна.

Тео поворачивается и идет к двери; ноги словно резиновые, во рту – кислый привкус.

– Тео, – снова зовет Ханна.

Тео останавливается и ждет. Ждет и надеется. Может, Ханна скажет, что все это большая ошибка, скажет: «К черту Джереми, он ничего не значит, давай уедем отсюда прямо сейчас».

Но Ханна говорит совсем другое:

– Ты принесешь деньги завтра? Точно?

– Конечно, – отвечает Тео и уходит.

* * *

Тео бродит по улицам почти два часа, потом возвращается в кофейню, где они с Ханной сидели в первый день и обсуждали свои дурные привычки. (Тео призналась, что регулярно списывает на экзаменах, но ее самая дурная привычка состоит в том, что она влюбляется не в тех людей, которые ей нужны. Она тщательно выбрала слово люди, чтобы Ханна поняла намек.)

Тео садится в одну из зеленых кабинок и заказывает кофе. Она перебирает композиции в музыкальном автомате, думая о песнях, которые могли бы понравиться Ханне: джазовые баллады, старые блюзы и кантри. Потом Тео останавливается. Не имеет значения, что хочет слушать Ханна, потому что ее здесь нет. Она у себя дома, трахается с Джереми.

Тео достает мобильный телефон и проверяет СМС, но есть только одно сообщение от матери, где сказано, что она задержится на работе допоздна и не сможет взять ничего на ужин. Тео пишет маме: «Не беспокойся. Я в библиотеке, готовлюсь к экзамену. Перехвачу сэндвич по дороге домой».

Тео знает, что нужно сделать. Она вернется к автомобилю Огненной Девы и найдет способ вернуть свой ранец. Остается лишь молиться о том, что девушка и ее парень не ударились в бега, разжившись шальными деньгами.

Тео допивает кислый кофе и идет по направлению к школе.

Уже стемнело, и она старается держаться в тени. Она заберет ранец и принесет деньги Ханне, оставит их прямо у ее двери. Без предупреждения. Без нежных прощаний. Одно проклятие напоследок, и всего хорошего. Она никогда больше не будет говорить с Ханной.

Сейчас Тео ясно видит, какой идиоткой она была. Конечно, у нее были подозрения, но все оказалось гораздо хуже, потому что этот козел Джереми с самого начала знал ее роль. Она представляет, как Ханна и Джереми валяются в постели; они смеются над ней, называют ее маленькой алтарной девочкой. Такой глупой и жалкой. Своей дойной коровой. Своим кассовым аппаратом.

Тео сглатывает комок в горле, стараясь не заплакать и сосредоточиться на том, что нужно сделать. Она механически переставляет ноги и движется по тротуару, как автомат с заложенной программой.

Вскоре она видит большую каменную церковь, школу и заброшенный участок, отгороженный от улицы выкрошенной кирпичной стеной. Церковь и школа ярко освещены, словно на съемочной площадке, но участок скрывается в темноте и тенях. Тео видит лишь очертания стены и кучу старых покрышек у пролома.

Тео медленно крадется внутрь, огибая кучи мусора и не сводя глаз с автомобиля. Она следит за движением и внимательно прислушивается, но не видит и не слышит ничего необычного. Под ногами хрустит гравий, битый кирпич и стекло, прежде чем она добирается до сорняков. Природа пытается взять свое, но не добивается успеха, потому что земля отравлена; даже сорняки вырастают жалкими уродцами.