Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дань, а зачем всё-таки тратить деньги ради одного выступления? Может, сыграешь на старом синтезаторе? Звук, конечно, был хуже, чем на фортепьяно, но в целом…
– Вера, ответь на мой вопрос.
– Мне надо помочь бабушке с одним делом. Она просила.
– Врёшь.
– Я никогда не вру!
– Сейчас точно врёшь!
– Что? – растерялась я. – Ах так! Ну пока!
И швырнула трубку.
Отлично. Теперь он будет уверен, что я наврала. Но я почти не врала, действительно. Моё дело связано с бабушкой. Другое дело, что она меня никогда о помощи не просила.
Я закусила губу. К глазам подступили слёзы. Это нечестно! Я не делаю ничего плохого!
Может, мне не надо было ехать? Я ведь уже пропускала… Потому что и гриппом болела, и ветрянкой, и один раз ногу подворачивала, хромала потом неделю. И не ездила. Но вот именно тогда у меня была причина, чтобы не приезжать. А сейчас она какая? В голову любовь стукнула? Ну и что, не молния же… Может и подождать.
И всё-таки Данька не прав. Это несправедливо – считать меня вруньей!
Я взяла телефон и набрала: «У человека должны быть тайны».
Стёрла.
Снова принялась набирать: «У каждого есть право на тайну. Если он никому этой тайной не меша…»
Стёрла.
Не надо про тайну вообще. Нет у меня тайн. Помогаю бабушке делать кое-что важное. Скажем, выбирать ей шерсть для вязания. Она без меня не справится. Дело государственной важности, требуется человек с высоким уровнем ответственности, то есть я.
Пишу: «Я помогаю бабушке…» И стираю. Ещё быстрее, чем предыдущие сообщения. Потому что врать ему – так же гадко, как возить пенопластом по стеклу.
Ёлки-палки, что делать-то! Телефон пикнул. Сообщение от него!
Вот такое: «пишустираюпишустираюпишустираю». Я улыбнулась. И напечатала: «Я тоже». И добавила: «Прости. Но я не хочу это обсуждать».
И быстро послала ему, не давая себе возможности подумать – правильно ли? «Сообщение доставлено» – прочла я, и мне стало страшно. Вдруг он пошлёт меня куда подальше с моими идиотскими тайнами? Я заёрзала на стуле. Дура! Надо было написать не «не хочу», а «не могу»!
«Пип!» – сказал телефон.
«Ты с кем-то встречаешься, кроме меня?»
– Бррр! Фу! Пшик! – вырвалось у меня, и я набрала его номер.
– Нет, – завопила я в трубку, – нет! У меня только ты! Такой прекрасный ты, такой бэби, такой хани, такой свит!
– Такой СВИН? – переспросил он.
– СВИТ! У нас тут вроде кто-то отлично шарит в английском?!
– Тогда почему ты не едешь с таким распрекрасным хани и свитом в субботу на Савёловский? – холодно спросил он.
– Тьфу, – в отчаянии сказала я, – ты правда хочешь знать, как я провожу каждую субботу?
– Да!
– Ну, слушай…
– Каждую субботу я встаю рано, часов в восемь, и еду на метро до станции «Молодёжная». Там сажусь на маршрутку номер 594 и еду до конечной, до остановки «Ромашково». Когда выхожу из маршрутки, то иду по дороге налево, снова налево, мимо церкви, вниз и дальше – мимо дачных участков до зелёного забора.
– А не страшно вдоль дороги идти? – спросил Данька.
Он затаил дыхание, словно я пересказывала ему новый роман Стивена Кинга в подробностях. В доме престарелых, кстати, его любят.
– Нет. Если кого-то подозрительного вижу на остановке, то прошу дяденьку, который работает продавцом в местном магазине, меня проводить.
– Он, конечно, соглашается из-за твоей красоты!
– Из-за моих ста рублей, скорее. Итак, я дохожу до зелёного забора. За ним – серое здание.
– Это дом престарелых?
– Нет, это Ромашковская амбулатория. А вот следующее за ней здание, салатовое…
– Твой Дом П?
– Ага.
– И что ты там делаешь?
– Сначала отмечаюсь у охранника. Потом меня встречает социальный работник. Низенькая такая, добродушная женщина, Марина. Ведёт к бабушкам.
– Ты им еду какую-то привозишь?
– Да, сладкое. Пастилу, печенье. Ещё книги.
– Старые?
– О нет, только современные! Детективы! Там такие читательницы есть, ух!
– Так, и что дальше? Что ты с ними делаешь?
– Дань, ну что можно со старенькими бабушками делать, сам-то подумай! Сижу рядом с ними, слушаю об их житье-бытье.
– Жалуются?
– Когда как. Иногда наоборот – хвалят.
– А на кого жалуются? На директора?
– Ну, про него говорят, что он бывший военный, и у него всё строго с дисциплиной. Но он и сам признаёт, что у них там каждый день – как на войне. То проводка загорится, то трубы потекут. А есть такие бабушки, которые его просто обожают. Помнишь, мы на выставке видели «руки повара Никитичны»? Это как раз Полина Никитична, она директора уважает, а он – к ней хорошо относится.
– Откуда ты знаешь? Ты что, знакома с директором?
– Да, конечно. За год, что туда езжу, успела познакомиться.
– Вер, а почему ты начала туда ездить?
Я помолчала. Вот мы и подошли к самому трудному.
– Там жила бабушкина подруга, Любовь Анатольевна. У неё не было семьи. А на старости потребовался медицинский уход. Ну, её и определили туда. Я стала к ней ездить, её навещать. А потом…
Я собралась с силами. Надо рассказать ему обо всём.
– А потом я начала встречаться с одним мальчиком из параллельного класса. Его звали Олег. Он говорил, что потерял от меня голову. А мне казалось – что я от него. Это было как раз прошлой осенью. В общем, мы гуляли все выходные напролёт.
– Так этому Олегу повезло больше, чем мне!
– Даня!
– Прости.
– Я перестала ездить к бабушке Любе по субботам. Меня никто не упрекал, ни она, ни моя бабушка. Но один раз моя всё же попросила меня поехать. Надо было отвезти лекарство. Что-то для сосудов. А мне так не хотелось! Мы с Олегом столько всего напланировали на эту субботу! Я была расстроена. Рассказала ему. Мне так хотелось провести эту субботу с ним! И я предложила: «Может, ты со мной съездишь? Это недолго, до обеда только!» Он кивнул. Теперь я понимаю, что он не хотел. Но тогда я не заметила. Или не захотела замечать. Всё, чего мне хотелось, это быть рядом с ним.
Данька молчал.
– Ты не ревнуешь? – спохватилась я.
– Ревновал бы. Если бы у тебя была другая интонация. Эта мне не очень нравится. Рассказывай дальше.