Сняв с двери венок с выгоревшей черной лентой, маркиз вставил ключ в замок и открыл дверь. В нос тотчас ударил застоявшийся воздух, характерный для давно необитаемых домов.

Джеймс со вздохом положил венок на стол в прихожей. Интересно, здесь ли Нина?

Он окликнул сестру, но ответа не последовало.

Направившись к лестнице, Джеймс тяжело вздохнул и начал подниматься, стараясь не вспоминать прошлое. Но, увы, не вспоминать не получалось. Он прекрасно помнил глухой удар, когда Генриетта упала с лестницы. И отчетливо помнил звуки собственных шагов, когда бросился на лестницу из своего кабинета. А следом за ним бежал Энтони…

Джеймс сглотнул подкативший к горлу комок и ускорил шаги. Переступив порог гостиной, осмотрелся. Вся мебель была накрыта чехлами, а зеркала затянуты черным крепом. В комнате было темно и сыро – точно в склепе.

Выбежав из комнаты, маркиз бросился обратно к лестнице.

– Нина! – прокричал он, но и на сей раз ответа не последовало.

Проклятье, его преследовали воспоминания! И слышался пронзительный голос Генриетты, когда она оправдывала свою неверность, обвиняя во всем его. Но он-то сохранял ей верность на протяжении всего их несчастливого брака.

Стараясь отбросить ужасные воспоминания, он зашагал по коридору, направляясь в спальню Генриетты. Но и там было пусто. Чуть помедлив, Джеймс вошел в свою спальню. Как и все остальные комнаты, она выглядела необитаемой. Даже Энтони, когда бывал в Лондоне, не останавливался в этом доме. Джеймс отодвинул шелковые занавески, и комната в лучах утреннего солнца перестала казаться угрюмой. Открыв венецианское окно, Джеймс сделал глубокий вдох.

За спиной скрипнули половицы, и он резко обернулся. В комнату вошел Рейли.

– Я проверил внизу, – сообщил слуга. – Непохоже, что там кто-то был.

Джеймс приподнял бровь, и Рейли добавил:

– Едва ли ваша сестра заходила на кухню или в кладовую.

– Ей же надо было поесть… – пробормотал маркиз. Но он знал, что его сестра не стала бы готовить. Вероятно, Нина ни разу не была и на кухне в Трент-Холле. Уж скорее она перекусила в чайной или купила что-нибудь у булочника.

Они осмотрели еще один этаж, но и там никого не обнаружили.

Спускаясь по лестнице, Рейли проговорил:

– А может, она отправилась на Парк-лейн?

Джеймс очень надеялся, что так и было. Но если сестра туда поехала, то наверняка уже пожалела о своем решении.

В парадную дверь громко постучали. Неужели Нина?!

Джеймс ринулся вниз и рывком распахнул входную дверь. Перед ним стоял молодой лакей в хорошо знакомой ливрее. Отступив на шаг, он спросил:

– Дома ли лорд Хантингтон?

– Он перед вами, – ответил маркиз.

Глаза лакея округлились, и он, приосанившись, сказал:

– Вам записка, милорд.

Джеймс взял у юноши запечатанное послание и тут же сломал печать. С огромным облегчением он прочитал следующее:

«Хантингтон,

у меня находится нежданная гостья. Парк-лейн. Немедленно!

Любящая бабушка».

– Слава богу… – пробормотал Джеймс. Ему следовало бы сразу отправиться в их фамильный особняк в Мейфэре, но он надеялся, что вдовствующая маркиза Хантингтон не узнает, что наделала Нина. Однако у его сестры, видимо, не было опасений на сей счет. Бедная девочка…

Рейли откашлялся и спросил:

– Хорошие новости?

– Да, Нина у вдовствующей маркизы.

– Теперь вам не удастся от нее спрятаться, – ухмыльнулся Рейли.

Да, верно. Придется иметь дело с бабушкой. Но он поедет к ней только ближе к вечеру. Нина заслужила наказание, так что пусть помучается, общаясь с главой семейства.

Рейли похлопал хозяина по спине.

– Милорд, приободритесь! Будем надеяться, за последний год ваша бабушка стала мягче.

Маркиз шумно вздохнул.

– Ох, Рейли, мы оба прекрасно знаем, что это так же невозможно, как дьяволу получить благословение в церкви Святого Георгия [8] в Виндзорском дворце.

Кэролайн украдкой посматривала на миссис Рот, держа у губ чашку из тонкого севрского фарфора. Стараясь ее умилостивить, девушка принесла в гостиную старенькой домоправительницы миндальные рогалики и заварила чай с бергамотом.

– Пожалуйста, миссис Рот, простите меня!

Пожилая женщина не сказала Кэролайн и двух слов с тех пор, как та вернулась в Лондон. Девушка очень любила свою старую домоправительницу. Когда Кэролайн была маленькой, она много раз сидела у нее на коленях – значительно чаще, чем на коленях у дорогой, но такой хрупкой матери…

И нельзя было осуждать миссис Рот за то, что та сейчас выражала ей свое неодобрение. Ведь она, Кэролайн, сама поставила пожилую женщину в столь затруднительное положение…

Опустив еще один кусочек сахара в свою чашку, миссис Рот стала молча помешивать чай.

– Не хотите ли попробовать печенье? – Девушка указала на вазочку с угощением.

Миссис Рот заправила прядь седых волос в шиньон и посмотрела на миндальные рогалики. Ах, она испытывала к ним слабость…

Сделав вид, будто ее совсем не интересует печенье, домоправительница строго проговорила:

– Когда вы вовремя не вернулись домой, мне бы следовало немедленно отправить сообщение вашему отцу в Париж.

«Какое счастье, что она этого не сделала!» – мысленно воскликнула Кэролайн. Придвинув вазочку поближе к миссис Рот, она с улыбкой сказала:

– И я очень благодарна вам за это.

– Я уже начала писать, – продолжала пожилая женщина, – но тут пришло письмо из Эссекса. Ох, еще немного – и я бы отослала записку в Париж.

Миссис Рот наконец-то взяла рогалик и, откусив кусочек, вновь заговорила:

– Трудно даже представить, как отреагировал бы ваш отец, узнай он, что вы посетили собрание суфражисток.

И ведь домоправительница не сказала, что отец стал бы волноваться из-за того, что дочь не вернулась домой, что она могла пострадать. Нет, его беспокоило только то, что она отправилась на собрание, посвященное правам женщин.

Коснувшись руки пожилой женщины, девушка проговорила:

– Мне очень жаль, что я поставила вас в такое положение…

– Когда вы не приехали домой вовремя, – продолжала миссис Рот, – мне пришлось солгать слугам и сказать, что вы остались на ночь у кузины. Я страшно волновалась за вас, ведь с вами могло случиться все что угодно.

– Но я цела и невредима, и мне очень жаль, что я доставила вам столько хлопот. Вы простите меня?