Бедолага больше не пытался заговорить ему зубы, только трепыхался, стараясь вырваться. И тут сзади раздался голос Лёли:

– Отпусти его.

Голос был тихий, но интонацией напомнил шипение змей, которое Антон недавно слышал в бассейне. Он обернулся.

Лёля смотрела на него исподлобья спокойно и зло. Это Антохе не понравилось. Так не смотрят на того, кого считают главным.

– Не отпущу, пока толком не расскажет.

Он собирался держаться до последнего, но Лёля вдруг расслабилась и улыбнулась.

– Да он бы рассказал, – произнесла она почти жалобно. – Только ведь не может, правильно?

Домового прорвало:

– Да уж конечно! Мне что, жалко? Только я не могу, вот ведь штука какая! Нельзя мне! А то придется какую-нибудь сторону принимать! Ты бы отпустил меня, а?..

Антон разжал руку. Домовой растаял очень быстро, даже хлопнуло, словно кто-то выстрелил. И от этого звука проснулась Маша.

На ее щеке красовались три свежие царапины.

Маша заметила, что все смотрят на ее щеку, дернулась, провела рукой по лицу.

– Васька – гад! – с чувством сказала она и прикрыла царапину рукой.

– Васька? – удивился Антон, – разве они у тебя не только что появились?

– Нет, я их волосами прикрывала…

– Зачем?

– Боялась, вы ругаться будете, что я над котиком издевалась.

– А ты издевалась?

– Это он надо мной издевался! – воскликнула Маша. – Знает же, животное, что я за ним записываю, вот и несет всякую дурь! Я его про вещего Олега спрашиваю, а он мне в ответ какие-то ребусы загадывает.

– Какие ребусы? – насторожилась Лёля.

– Да ерунду какую-то нес… – Маша отвела глаза.

– Надо было его треснуть! – воскликнул проснувшийся Мишка.

Маша окончательно смутилась и опять прикрыла волосами царапины.

– Ладно, – сказала Лёля, – пойду-ка я прогуляюсь.

– Куда? – сузив глаза, спросил Антон.

– Зайду в столовую за едой, – пропела Лёля. – Ваську кормить пора, – и быстро вышла.

– Только Ваську? – жалобно спросил Мишка.

Васька сидел возле дуба и сосредоточенно вылизывался. Вид у него был взъерошенный и обиженный.

– А, пришла… – мявкнул он, приподняв голову. – А я уж думал, все меня бросили, так и буду с этой дурой общаться.

– Никто тебя не бросал, – сказала Лёля, поставив перед котом полную миску вкуснятины. – И Маша не дура.

Кот принюхался, описал круг вокруг миски…

– Да я, в общем-то, не голодный, – сказал он, и с аппетитом принялся за еду.

Лёля не спорила.

– Ты пойми, – продолжил Васька после тщательного вылизывания миски, – я ж не простой кот, я ж не могу прям так все прямым текстом сказать, я или сказку говорю, или пою.

– Но сейчас же говоришь!

– Сейчас я за жизнь, а не по делу.

– А Маша просила по делу?

– Да она дальше своего носа не видит! Прицепилась к своему полку Игореву, а подумать головой не может.

Кот выразительно постучал когтем по лбу.

– Значит, Маша что-то от тебя узнала… но не поняла этого… – задумчиво сказала Лёля.

Кот вздохнул, поправил ошейник и пошел обходить дуб налево.

– Буквы мяузные писать тонким перышком в тетрадь учат в школе, учат в школе, учат в МЯУУУУ!!!

Лёля вздохнула, почесала кота за ухом:

– Ладно, Вась, я пошла думать. После ужина еще приду.

– Приходи ко мне, Глафира!!! – заорал кот.

Лёля заткнула уши и сбежала.

* * *

А в столовой полным ходом шло обсуждение.

– Да пойми ты, – доказывал Мишка Антону, – не вода охраняла эту штучку, а змеи. А вода помогла нам ее добыть. Значит, следующие три штуковины мы достанем с помощью огня, воздуха и земли. Где может быть, например, огонь?

– Вечный огонь есть, – сказал Севка, – Олимпийский огонь. Сварка когда работает – огонь горит. И костер еще разжечь можно…

– Хорошо, но только это не про нас. Где у нас есть огонь в школе? – спросила Лёля.

– В кабинете химии, – сказала Маша. – Мы там спиртовки зажигали.

– Хорошо, – сказал Антон, – тогда давайте так: мы с Лёлей, Машей и Любой идем в кабинет химии. Одна голова хорошо, а много – лучше. А Мишку оставим с Севкой делать всем фонарики.

Все встали из-за стола и почти хором сказали:

– Спасибо, Столовой-батюшка!

– Молодцы, – прогремело из кухни, – всегда бы так!

Вся компания двинулась на третий этаж.

– Интересно, а какой здесь кабинетный? – спросила Люба, потянув дверь.

Дверь кабинета химии, как обычно, оглушительно заскрипела – в ответ в углу оглушительно завизжало.

– Уииииии! Щас как выскочу, как бо́шки всем пооткручиваю!

Из дальнего угла кабинета вылетело раздраженное, всклокоченное существо, отдаленно напоминающее учительницу химии – Марию Ивановну. Отдаленно – потому что химичка была очень добродушная, но страшно недотепистая. Вечно у нее все падало, рушилось, реактивы перепутывались, опыты не получались. У гимназистов она вызывала скорее жалость, чем уважение. Кабинетный же был злобный и агрессивный. Никакой жалости не вызывал, а вызывал желание спрятаться куда-нибудь подальше.

– Здравствуй, кабинетный-батюшка, – сказал Антон.

– Да уж буду здравствовать, – прошипел в ответ кабинетный. – Не дождетесь, не угробите! Много вас тут ходит, а я все равно тут жить буду! Всех вас переживу, изведу, отважу…

Антон опешил. Маша захлопала глазами. Лёля выглядела озадаченной.

Кабинетный тем временем не переставал скрежетать:

– Вот ужо я вас всех! Как вы меня, так и я вас!

Антон требовательно зыркнул на Лёлю, но та только виновато развела руками. От этого жеста кабинетный завелся еще сильнее и перешел от внятных угроз и оскорблений на что-то совсем неразборчивое и скрипучее.

Антон почувствовал подобие торжества, глядя на бессилие Лёли: «Ага! И ты не со всеми договориться можешь!»

– Прости, что потревожили, кабинетный-батюшка, – Антон степенно поклонился, но скрежет из угла только усилился.

Все трое непрошенных гостей осторожно попятились, аккуратно закрыли за собой скрипучую дверь… и замерли. Скрип двери и скрип кабинетного оказались так похожи, что слились в один неприятный протяжный звук.

– Они скрипят одинаково! – прошептала Маша.