Лувр и рассказал королю обо всем, что происходило с Дегреном. Генрих III не хотел верить, что у Дегрена не было сообщников, и приказал Шиверни допросить Дегрена. Последний подтвердил и ему, что он единственный автор найденных у него сочинений. Напрасно Шиверни предлагал ему разные вопросы, напрасно прибегал к угрозам и обещаниям: Дегрен стоял на своем. Тогда дю Ге приказал подвергнуть его жестокой пытке. Во время пытки Дегрен пел гимны, пока совершенно не лишился чувств. Такая твердость устрашила даже Шиверни, который возвратился в Лувр и дал обо всем отчет.

Король пожелал видеть Дегрена, который и был приведен к нему на другой день. Король все-таки не верил, чтобы у него не было сообщников, и давал ему разные заманчивые обещания, думая этим способом выманить признание, но Дегрен постоянно и твердо заявлял, что сообщников у него нет, стоял на этом непоколебимо и вообще держался с таким достоинством, что произвел сильное впечатление на всех присутствовавших при этом.

Кончилось тем, что Генрих приказал отдать Дегрена на суд парламента, как виновного в оскорблении короны, приказав применить к нему как к лишенному дворянства ту кару, которая следовала бы простолюдину. Дегрен был снова отведен в Бастилию, но на этот раз двери Бастилии, по королевскому повелению, были открыты для членов парламента, которым обыкновенно доступ туда был воспрещен. Парламент быстро рассмотрел дело и присудил Дегрена к виселице, как простолюдина. При этом по приговору суда труп Дегрена должен был быть сожжен вместе с его сочинениями, а прах разбросан. В день исполнения приговора губернатор Бастилии получил от двора приказание, для реализации которого отправился в башню, называвшуюся башней Часовни, и вошел в одну из находившихся там тюрем, где томился монах Понсе. Он дрожал от холода, одежда его была в лохмотьях, лоб покрыт морщинами, борода грязная и худо обстриженная, щеки впалые, волосы на голове были черные, но клочки седых волос, попадавшиеся между ними, свидетельствовали о том, что он состарился прежде времени. Его забыли в Бастилии, а Тестю, получавший деньги на его содержание, не желал его освобождения. Идя впереди, Тестю привел Понсе к залу, в котором производились пытки.

При виде этого зала, хорошо ему знакомого, Понсе отступил назад, но Тестю втолкнул его туда, и Понсе очутился перед стариком, лежавшим на матрасе.

Это был Дегрен, которого снова подвергли пытке, но который ни в чем не сознался.

Указав на Дегрена, Тестю сказал Понсе: «Этот человек при смерти; исповедуйте его, если можете». Сказав это, губернатор вышел из комнаты, оставив их одних.

Растроганный Понсе подошел к страждущему, но Дегрен отказался от исповеди, объявив, что он гугенот. Через некоторое время вошел губернатор и, увидев их рядом друг с другом, подумал, что Дегрен исповедывался, и спросил у монаха, сознался ли Дегрен.

Вскоре пришли палачи и, застав Дегрена без чувств, дали ему подкрепляющего. Тестю приказал, чтобы Понсе, неся распятие, сопровождал Дегрена на эшафот «для того, – сказал он, – чтобы народ видел, что Дегрен отвергает образ Спасителя, и чтобы вы сами увидели, как король карает людей, которые говорят и пишут про него худое».

При этом Дегрен взглянул на Понсе, и в этом взгляде выразилось удовольствие, что этот монах его не покинет; что же касается самого Понсе, то он задрожал, машинально взял распятие и последовал за осужденным. Этот монах должен был присутствовать при казни Дегрена. Последний подвергся ей с твердостью, а Понсе не мог выдержать и лишился сознания. Народ прорвался к нему, отнял его у солдат, несших его, и отнес в мэрию. Когда Понсе пришел в себя, ему было объявлено, что король милует его, дарует ему свободу, но чтобы он отправился в свой монастырь для исполнения своих обязанностей. Понсе на эти слова отвечал громким смехом. Несчастный монах не выдержал, с ним сделалась горячка, он впал в бред и через два дня скончался. Это было в 1584 г. В том же году умер брат короля герцог Анжуйский. Тогда герцог Гиз решился на более открытый образ действий, так как у короля не было более наследников по старшей линии. По кончине Генриха III соперником Гиза был бы только король Наваррский Генрих, но он был гугенот, и притом в войне с Францией и католиками, а это навсегда лишало его права на французский престол. Вследствие этого герцог Гиз позволил членам лиги открыто враждебное отношение ко двору. Они же тотчас назначили по начальнику в каждом из 16 кварталов Парижа. Каждый из этих начальников обязан был руководить своим кварталом и давать отчет Высшему совету лиги обо всем важном, происходившем во вверенном ему участке. Вот происхождение знаменитого Совета шестнадцати. Этот совет постепенно захватывал власть и наконец стал управлять Парижем. Во главе совета был Леклерк, единогласно провозглашенный главою своего квартала.

Леклерк, как мы уже видели, занимал в парламенте должность прокурора. В то время старшим председателем был уже известный нам Ахилл де Гарле. Он хотел изгнать Леклерка из парламента за лихоимство, но Леклерк стал умолять его о помиловании, и де Гарле из сожаления к его семейству пощадил его, объявив, что если он еще раз попадется на этом, то будет непременно изгнан из парламента, и сдержал свое слово. После того Леклерк, бывший прежде учителем фехтования, опять обратился к прежнему образу жизни и стал именоваться Бюсси-Леклерком в память своего любимого ученика Бюсси Амбуаза, а также чтобы скрыть свое настоящее имя. Хотя Леклерк был виноват, но смещение с должности приводило его в ярость, и он хотел отомстить старшему председателю, а для этого необходимо было, чтобы герцог Гиз одержал верх. Поэтому-то он и подстрекал его к скорейшему началу открытых действий против короля. То же самое делала и герцогиня де Монпансье, но герцог Гиз, более благоразумный и более спокойный, намеревался вступить в бой только тогда, когда будет уверен в успехе, и более рассчитывал на любовь народа, чем на оружие. Совет шестнадцати тоже горел нетерпением скорее начать действия. Сначала они хотели идти на Лувр, захватить короля и постричь его в монахи, но оказалось, что у них не имелось для этого достаточной силы, а потому предложение было отвергнуто. Тогда Бюсси-Леклерк предложил идти на Бастилию, доказывая, что, завладев ею, они завладеют Парижем, а затем и Лувром, и при этом сослался на мнение герцога Гиза, сказав: «Я неоднократно слышал от него, что, владея Бастилией, мы владеем Парижем, владея Парижем, мы владеем Лувром, а имея в своей власти Лувр и Париж, мы господствуем над всей Францией». Его красноречие