Последнее, что ощутил он в этот ужасный момент, было чувство отвращения и страха.

* * *

— Малыш, с тобой все в порядке?

Дайен открыл глаза и увидел Таска, склонившегося над ним. Сам он лежал в гамаке.

— Да, все нормально, — пробормотал он. Голова раскалывалась от боли, и он приложил руку ко лбу. — Что случилось? В нас стреляли?

— Нет, просто орбитальный скачок. С непривычки это сказывается на человеке. Извини, не смог тебя предупредить, но пришлось рискнуть, чтобы нас не захватили. Ты почувствовал, будто тебя вывернули наизнанку?

Дайен кивнул, но от этого боль в голове стала еще сильнее.

— Не волнуйся, пройдет. С каждым разом скачок переносишь все легче.

— Где мы находимся?

— Далеко от дома, малыш. На космической трассе. Знаешь, что это такое?

Воспоминания об уроках с Платусом нахлынули на юношу. Он представил, как сидит в комнате вместе с учителем, в открытое окно дует легкий утренний ветерок, наполненный ароматами шалфея и полевых цветов. От ветра страницы в книге шелестят, рыже-золотистые волосы ученика развеваются и путаются с тонкими белокурыми волосами учителя.

Дайен прикрыл глаза и склонил голову набок.

— Неважно себя чувствуешь? Поспи немного, малыш. А я пойду приму душ.

Теплая крепкая рука коснулась руки Дайена и неловко погладила. Затем звук шагов по металлической палубе. Он услышал, как Таск открыл контейнер для одежды и белья и начал в нем рыться. Из прикрытых глаз юноши потекли горячие слезы. Смахнув их ладонью, он уткнулся лицом в подушку.

— Будь ты проклят, Платус! — крикнул он в подушку и вцепился зубами в наволочку, стараясь подавить подступавшие к горлу рыдания. — Будь проклят!

На другом конце небольшой каюты Таск ругался на чем свет стоит.

— Мои шорты! Они все в узелках! Икс-Джей! Ты…

Темнота сомкнулась над Дайеном, и он уснул.

Но век рыцарства прошел. Ему

на смену пришло время софистов,

экономистов и счетоводов…

Эдмунд Берн, «Размышления о французской революции»

Челнок Командующего пристыковался к «Фениксу» и был встречен без торжественных церемоний: ни почетного караула, ни барабанной дроби, ни звона колоколов, ни переклички боцманских свистков — всего, что практикуется на кораблях других командующих. Четыре офицера почетной охраны появились первыми, встав по двое у дверей люка, и замерли в торжественной позе, приложив руку к сердцу. Когда Командующий вышел, они быстро перестроились и последовали за ним, ровняя шаг на его энергичную походку. Пока он пересекал посадочный отсек, а затем шел по коридорам корабля, никто, казалось, не обращал ни малейшего внимания на присутствие командира — военачальника одного из самых обширных секторов галактики.

Дерек Саган не терпел попусту тратить время. По его мнению, военные, которые отрывались от выполнения своих обязанностей, чтобы принимать стойку «смирно» и отдавать честь каждый раз, когда он проходил мимо, напрасно теряли время и энергию, что было недопустимо. Все это напоминало ему демонстрацию ложного уважения. Он знал, что некоторые способны приветствовать тебя, глядя прямо в лицо, а при первой возможности выстрелить тебе в спину.

Саган не требовал от людей специального уважения к себе. Он просто заслужил его личным примером. Дисциплина на корабле была суровая, но к самому себе он относился еще строже. Его слово было законом, и когда этот закон нарушался, то правосудие вершилось быстро и зачастую безжалостно — взять хотя бы случай с университетом, который дал приют Ставросу. Подчиненные боялись Сагана, как Бога. Пожалуй, даже больше. О Создателе, этом облакоподобном существе, они знали только со слов священников, которых в армии теперь не держали, а Дерек Саган — из плоти и крови — находился постоянно поблизости. Да, подчиненные боялись его, тем не менее самая почетная и важная должность на корабле была выборной, на чем он настаивал из предосторожности.

Саган быстро шагал по коридорам и, похоже, не проявлял ни малейшего интереса к окружающему. Однако каждый знал, что глаза, скрытые шлемом, видят все, замечают малейший недостаток, начиная от брошенной на металлическую палубу обертки от продуктов до мигания светового сигнала, предупреждающего о неисправности на контрольной панели. Проходящие мимо него старательно отводили глаза, стискивали зубы, невольно подтягивались, подражая решительному виду Командующего. Саган гордился своим кораблем и командой и с удовольствием отмечал отблеск этой гордости и в работе систем корабля, и в поведении команды. Последняя из кожи вон лезла, чтобы угодить ему.

Жестом руки, затянутой в перчатку, он подозвал одного из своих охранников.

— Где адмирал? Его проинформировали о моем прибытии?

— Да, милорд. Он на капитанском мостике. Он считает необходимым оставаться там, пока планета не будет в безопасности.

— Передайте мои приветствия адмиралу и попросите его и капитана Наду встретиться со мной в кают-компании для рапорта.

— Есть, милорд.

Отступив на шаг от Командующего, центурион передал сообщение по переговорному устройству в шлеме. Саган продолжал идти. Его шаги звучали по металлу палубы гулко, а красный плащ, указывающий на высокий ранг, развевался за спиной.

В сущности, Командующий был гостем на «Фениксе» — флагманском корабле адмирала Экса. Экс командовал флотом, капитан Нада командовал кораблем. Поэтому Саган и употребил вежливое «попросите», когда отдавал распоряжения центуриону. Однако на борту «Феникса» знали истинное значение этого слова, и, когда Саган вошел в кают-компанию, адмирал и капитан уже поджидали его.

В Республике официальный титул Сагана звучал так: «гражданин генерал». Звание он носил — маршал. Но маршалов, служивших на просторах галактики, было множество, и когда был установлен демократический строй, президент Республики возложил на маршалов обязанность поддерживать закон и порядок, создав таким образом межпланетарную полицию. Однако в годы правительственной нестабильности, что, естественно, последовало за революцией, некоторые маршалы стали искать возможность обрести как можно больше власти. По этому поводу Дерек Саган однажды заметил: «Когда власть валяется под ногами, кто-то обязательно подберет ее». Средства массовой информации заговорили о создании «Партии войны», а ее членов — маршалов — нарекли командующими.

Считалось, что такое звание порочит репутацию. Но для Дерека Сагана это был комплимент. Даже после того, как политическая ситуация стабилизировалась, а Конгресс и президент почти обрели контроль над властью, Саган продолжал именовать себя Командующим, несмотря на нападки либеральной прессы. Подчиненные обращались к нему «милорд», что, по его мнению, соответствовало положению. Ведь в конце концов Дерек Саган был знатного, хотя и неортодоксального происхождения.