Дома ждала печальная новость: возвращение блудной части нашей семьи в количестве двух человек откладывается до субботы. «Блудной» – потому что она заблудилась в бюрократических проволочках, связанных с оформлением купли-продажи жилого двухсотлетнего дома и прилегающего к нему участка земли в десять соток. За небольшое по московским меркам вознаграждение ждали внеочередных визитов землемера и представителя Бюро технической инвентаризации. Только сын должен вернуться сегодня, на перекладных, часам к двенадцати ночи. Декабрь – время зачетов. Больше всего удивила Димкина предусмотрительность. Как в воду глядел, оформил на работе краткосрочный отпуск с понедельника по пятницу. А мне ничего про это не сказал. Удивительный человек: если бы прикатил сегодня, завтра торчал бы уже в своей больнице. Досрочно.

Аленка грустно стояла у окна, настроенная на минорный лад. Вокруг сидели такие же грустные кошки. Утешать никого не хотелось. На меня тоже напала зеленая тоска.

– Жаль, что бабулин дом заранее не развалился по собственной инициативе.

В голосе Аленки звучало раздражение.

– При бабушке не ляпни! – предостерегла я. – Для нее этот дом – часть жизни. Она там тоже школьные каникулы проводила. Плюс праздники, плюс отпуска, плюс заслуженный отдых на пенсии. Если его, конечно, можно назвать отдыхом. Вы со Славкой, как могли, превращали это времечко в тяжелые будни. Хуже, чем на шахте в забое.

– Мам, ты так говоришь, словно сама уголь добывала!

– Не-а. Я – сеятель. Разумного, доброго, вечного… В ваши со Славкой головы.

– То-то она у меня забита не тем, чем надо!

– Это результат отцовского вмешательства. Будем обсуждать дурную наследственность или устроим праздник?

– Пир во время чумы?

– И кто тут очумел?

Ответом была тишина.

Я решила оставить дочь в покое и молча занялась ужином. Славка не терпит пустого пространства на полках холодильника и в кастрюльках на плите. Хотя претензий по поводу отсутствия готового обеда никогда не предъявляет. Будучи голодным, просто сметает все подряд, исключая мороженые продукты. Вполне может заедать сосиску зефиром. Кроме того, отлично готовит сам.

– Мам, вы навещали Людмилу Станиславовну?

Дочь поняла, что перегнула палку, и пыталась завести разговор.

– У-гу-у.

Положительный ответ я выдала сквозь плотно сжатые губы.

– И как она?

– Нормально.

– А какой диагноз?

– Не знаю… – Я вдруг поняла, что следовало бы поинтересоваться у лечащего врача. – Думаю, ничего серьезного.

– С «ничем серьезным» в кардиологии держать не будут.

– А ты откуда знаешь, что ее положили в кардиологию?

– Позвонила и выяснила. Предварительный диагноз – прединфарктное состояние.

Руки у меня дрогнули. Мороженое мясо шлепнулось на ногу, причем тапочек оказался плохой защитой. Срикошетив, кусок отскочил. Кошек мгновенно как ветром сдуло! Скользя лапами по плиткам пола и перескакивая друг через друга, эта свора унеслась в глубину квартиры. Зажмурив глаза и прыгая на одной ноге, с перекошенным от боли лицом считала, сколько раз где-то что-то грохнуло, стукнуло, звякнуло и задребезжало. К концу первого десятка вся орава в том же темпе прискакала обратно, произведя дополнительные, но уже легкие разрушения: пролитое из плошки молоко, разбившаяся чашка с недопитым дочерью чаем, упавшая и лопнувшая по шву упаковка с соком… Назад, в комнаты, унеслись только Плюшка с Шустриком. Остальные притормозили у лужи с молоком, породив в моей душе надежду, что хоть ее вытирать не придется.

Подумав минутку, дочь решительным тоном сказала:

– Значит, так: я предполагаю – два горшка с цветами вдребезги, вазе с розой, которую тебе прикупил папик, дабы смягчить боль расставания, тоже ханык, безделушек на полке стало в пять раз больше, ибо все они теперь состоят из фрагментов, книжная полка – отдельно, книги от нее и от обложек тоже отдельно и ближе к полу, настольные лампы… Пока почитаешь с фонариком. Что еще… Может, сама прикинешь? Потом сверимся, у кого больше точных ответов.

– Хватит! С меня хватит, – остановила я дочерь, поднимая с пола мороженый оковалок. – Убытки подсчитаем позднее, тогда и расстроимся. А пока я сама жертва будущей отбивной.

– М-да-а-а. Отбивная отбивной рознь, – глубокомысленно заметила Аленка, исследуя красно-синий след на моей ноге. – Жить будешь. Сегодня и завтра не очень хорошо, потом полегчает. Как с ободранной рукой. Сейчас соорудим холодненький компрессик, и займешь мое место у окна, а я продолжу твое кулинарное дело.

Стадия тоски у Аленки сменилась стадией бурной деятельности. В знак признательности я поделилась с ней подробностями встречи с Милочкой и Григорием.

В одиннадцатом часу позвонила Наталья. Трубку сняла Алена и бодро доложила, что поздравлять с приездом пока некого. Мамочку вроде как поздновато – давно приехала и даже успела сесть на временную инвалидность. Основной состав семьи будут высылать из деревни по частям. Наташка юмора не поняла и всполошилась. В первую очередь по поводу моей инвалидности.

– Да я ей сообщила одну новость, – дочь слегка замялась, – она ее не очень адекватно восприняла. Предполагаемые потери: два керамических горшка с цветами, вазочка из голубого стекла… Ну да, та самая, которую вы подарили, сделав открытие по поводу дня ангела маменьки. Помните? У нас оставалось «Мартини», а у вас – апельсиновый сок, нужен был повод до них добраться… Новость? У меня секретов нет, если у вас, в свою очередь, нет под рукой ничего тяжелого. Мамуля как-то плохо отреагировала… Только утюг? Тогда уж лучше зайдите к нам – я сейчас дверь открою. Все равно до двенадцати не уляжемся, ждем свой «Славянский шкаф».

Наташка влетела вихрем, с налета поинтересовавшись, не перегрелась ли Алена. Дочь, плотно зажатая ею между дверью и ажурной вешалкой с венецианским зеркалом, вызывающим сомнение в подлинности, слабо пискнула.

– Тебе как раз уплотняться не надо, – мимоходом бросила ей Наташка. – Будешь похожа на камбалу, – и закрыла дверь. Алена выпала из своего укрытия, выразив сожаление, что Наталья Николаевна зря оставила дома свой утюг.

– Что ты с ногой сделала? – не обращая внимания на ворчание Алены, забеспокоилась Наташка и вознамерилась тут же стянуть с моей ноги повязку.

– Отбивные хотела сделать, на ночь глядя, – не дав мне и рта раскрыть, разминаясь, пояснила дочь. – «Славянскому шкафу».

– Ногами об стены? А при чем тут горшки с моим подарком?

– О, кстати… Мамуль, не пора ли подвести итоги погрому в нашей квартирке?

Я милостиво кивнула головой и захромала в большую комнату, пригласив Наталью следовать за мной. Дочь предусмотрительно прихватила совок и веник.

– Много шума из ничего. И всего-то DVDишник c телевизора шарахнулся. Да как удачно – прямо в кресло. Папик не прав! Не всегда следует ставить вещи на место! В данном конкретном случае – кресло. А вот часы, кажется, накрылись… – Дочь поднесла часы к уху, отняла, потрясла немного и опять прислушалась. – А все потому, что на месте стояли.