в шприц содержимое ампулы, которую, вероятно, собиралась пустить в систему. Я посмотрел на окровавленные хирургические приборы на металлическом столе. В сарае-операционной было тепло и “оглушительно” светло.

Одежда Мансура была разбросана. Рядом же валялась испачканная грязью и кровью обувь. На покрывавшем его белом одеяле выступили алые пятна.

– Я сделал все, что мог… – объявил врач словно в пустоту, как мне показалось, стряхивая слезинку.

– Чтоб у тебя язык отсох! – гневно воскликнула Марина. – Вылечи, и я тебя озолочу. Он нам, как отец родной!

– Я его прекрасно знаю. И вас знаю, вы не раз приходили. Но тут я бессилен…

– Понимаете, – торопливо вмешалась его супруга, – мы этому человеку очень благодарны. Это он помог Валентину оборудовать в доме клинику и приобрести постоянную клиентуру. Тогда Валю уволили с работы, и он, отчаявшись, начал пить. Всем, что мы имеем, обязаны ему. Нам не нужны деньги.

Но у него печень повреждена. Кишечник разорван, легкие задеты. Мы удивляемся, как вообще его довезли?

– Этих подлых пуль… – имелось в виду 5-45 калибра автоматические, – мы, хирурги, называем пулями-убийцами, хотя глупо звучит, – Валентин, сняв испачканные кровью перчатки, бросил в корзину. Дрожащими пальцами вытащил из пачки сигарету. – Одна, зацепив легкие, вышла навылет. Вторую извлекли, вот… – указал он на окровавленный железный кусочек на столе. – Но и она достаточно наследила, перепахав внутренность. Что я могу делать? – он беспомощно развел руками.

– Рада, помоги! Одна на тебя надежда! – бросилась к старухе Марина. – Мы – одна семья…

– Рада знает, кто такой Альмансор, – прокудахтала скрипучим голосом старуха, проведя рукой над безучастным лицом Мансура. После отыскала под покрывалом его руку и обеими руками сжала. Так и застыла, полусогнувшись над раненым…

…Веки Мансура дрогнули и чуточку приоткрылись. Зрачков не было видно.

Мы переглянулись. Доктор скептически махнул рукой. Боец Мансура, зашедший с нами, перекрестился. Только цыгане почтительно ждали, когда старуха выйдет из транса. Марина, присев на пол около койки, бесшумно плакала, то и делом вытирая краешком простыни глаза.

Не знаю, 5 минут прошло, может 10, наконец, старуха зашевелилась. Цыгане быстро подхватили ее, пока та выпрямляла осанку. Глаза возбужденно горели. Душа ее, видимо, все еще блуждала между мирами и пока окончательно утвердилась на родной планете, еще не мало времени прошло. Наконец Рада заговорила.

– Он теперь со своими. Не хотят его отпускать… Ему там хорошо.

– Мы вкатили ему хорошую дозу морфина, – прошептал мне врач.

Марина горько зарыдала:

– Рада, скажи ему, пусть повременит. Пусть не оставляет нас…

Старуха вздохнула.

– Я не могу, доченька, ты должна знать. Я могу лишь узреть…

Странные чувства одолевали меня. Сердце застыло с того дня, когда Джулия попала в больницу и мы получили для нее черную метку. Я охладел к чужим страданиям.

Смерть Артура. Джулия. Теперь и Мансур… Он был не другом и не родным, скорее, просто частью моей жизни. Странно, хотя мое присутствие здесь было обусловлено противостоянием с ним, я его кончину воспринимаю как очередную утрату.

Теперь и на задании можно поставить крест. Мансур умирает и все, что знает, унесет с собой… – я вздохнул.

“Хотя…”

– Нельзя, чтобы он так умер! Мы не попрощались… – встрепенувшись, я посмотрел на Валентина. – Сможете привести его в сознание?

– Поверьте, ему лучше отойти так. Будут жуткие боли. Он и сейчас держится за счет сердца.

– Почему ты хочешь оживить мертвеца? – вдруг спросила старуха. – И он хочет… Почему вы друг друга не отпускаете?

– Это Рома, друг Мансора, – Марина в недоумении ответила. – Рада, ты что-то путаешь.

–Рада не выжившая из ума старуха, – зло прошипела цыганка, – между ними связь, я вижу. За ними много смертей… Еще будут!.. – старуха вдруг в страхе попятилась и спряталась за Мариной. После указала пальцем на меня:

– Я его боюсь! Он проклятый!

– Кто меня проклял? – я еле вымолвил.

– Ты много душ загубил. Разве у них нет родных? Проклятье отчаявшейся от горя матери попало на голову любящего тебя человека. Это ты должен был умереть. Зачем ты не умер?

– Нет!..

Образ Джулии начал затмевать сознание. “Господи, что творишь? Это не справедливо. Возьми мою жизнь, возврати ее!..”

Наверное, еще одна волна седых волос тогда меня накрыла. Потеряв голову, я схватил старуху за плечи и потряс:

– У меня жена умирает! Умоляю, помоги! Я готов умереть! Ты только скажи: если я умру, она будет жить?

Она в ужасе закрыла глаза и обмякла. Цыгане налетели на меня. Кудрявый с ходу вытащил нож, Угрюмый перехватил старушку.

– Стоять! – крикнув, навел на Кудрявого автомат боец Мансура.

– Ромалэ!.. – закричала Марина и бросилась на шею брата, загородив того собой. После схватила его руку и силой отняла нож.

– Что творишь, Рома? Остынь!.. – гневно крикнула она, не оборачиваясь и не выпуская из объятий брата. – Кровь прольется!..

Я словно во сне наблюдал, как Угрюмый, гневно сверкнув взглядом, уводил в сторону растерянную и испуганную старушку.

– Умоляю, не стреляйте! – пролепетала Алла. – Соседи сразу позвонят в милицию. Они это уже делали. Мансура нет, кто нас защитит?..

Пелена невменяемости сошла с моих глаз. Я растерянно обвел взглядом присутствующих.

– Прости, Марина. Простите все… – взгляд вновь застыл на Раде. – Прошу, помоги жене! Возьми мою жизнь, сними проклятие!

– Я… не могу… – в ужасе пробормотала она за спиной Угрюмого. – Духи сказали свое слово… – она с силой устранила руку Марины от своих губ. Та пыталась помешать ей говорить. – Теперь смерть близких будет преследовать тебя до тех пор, когда по волею судьбы ты сам не превратишься в жертву, будешь растоптан и унижен. Ты должен испить эту чашу до дна. Может, тогда духи сжалятся…

“Смерть близких…” – трескучий голос цыганской ведьмы эхом отозвался в сознании, перекатываясь волной – то усиливаясь, то снижаясь до уровня шепота.

Тут мой отчаявшийся взгляд вновь зацепился на Мансуре.

“Не может быть, чтобы все вот так бессмысленно оборвалось. Не может быть, чтобы провидение было зрячим в одном, слепым в другом…”

– Приведи его в чувство, Рада, я должен попрощаться.

– Он может… – указала взглядом на врача старуха. – Духи не станут играть со смертью.

– Сможешь? – я вновь с надеждой обратился к Валентину.

Тот, поколебавшись, подошел к стеклянному шкафу. Вытащив несколько ампул, передал жене.

– Предупреждаю, это ускорит его смерть. Впрочем, какая разница… Но он будет страдать от боли. От жуткой боли…

– Я сделаю сильную дозу анальгетика. Сильный коктейль… – отозвалась жена, набирая в 10 граммовый шприц ампулы. – Сердце крепкое, выдержит.

– Уж лучше бы не выдержало… – Валентин нервно начал копошиться в шкафу. – Сделай,