Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что бы Империя ни делала с легионами своих солдат, ей оставалось только надеяться, что ее отец избежал подобной участи. Разумеется, если он еще жив.
Она положила сверток на кровать и остановилась на минуту, готовясь к самому худшему.
Зачастую она узнавала о новых заданиях, когда навещала Реми в пекарне, или же на балах его светлости лорда Аркелиона, которые они посещали вместе с Харканом. Она позволяла некоторым уважаемым сынам или дочерям Империи увлечь себя – якобы для поцелуев – в тайный альков, скрытый от глаз других гостей тяжелыми занавесками, где они шепотом и сообщали ей о тайной миссии. Вернувшись из замка наместника, они с Харканом падали в постель, и их ласки были очищением от скверны.
Но иногда приходили сообщения о заданиях, предназначенных только для Элианы, тех, о которых она не рассказывала Харкану.
Она обнаруживала их между горячими пончиками, посыпанными сахарной пудрой и обернутыми тонкой бумагой, – напоминание Элиане о Реми, находившемся в опасной близости от этих посланий и приносивших их людей со странными пустыми глазами темно-серого, почти черного цвета. Эти приказы она читала с трясущимися от страха руками.
В тот день сообщение о новой миссии было спрятано между складками шелка – в свертке было невесомое платье винного цвета, с длинными разрезами по бокам, сверкающее, словно на него пролился бриллиантовый дождь. Глубокий вырез на спине оставлял ее почти полностью обнаженной, за исключением трех унизанных бусинами ниточек. Ей этот цвет был весьма к лицу, и сидело платье безупречно, роскошными складками ниспадая вниз и подчеркивая все прелести фигуры.
Она сглотнула, чтобы избавится от комка в груди. Уже довольно давно лорд Аркелион уделял слишком пристальное внимание ее особе. Элиана развернула записку и три раза подряд прочитала зашифрованные в ней инструкции:
Волк нападает в полнолуние.
Мне он нужен живым.
Слава Империи!
Да здравствует Его Святейшество Бессмертный Император!
Она стояла, задумчиво разглядывая изящный почерк.
На послании стояла печать лорда Аркелиона, но почерк определенно принадлежал не ему.
Сообщение было написано Валентином.
И это было скрытое послание в послании: Валентин намекал, что направляется в Орлин. Он собирался устроить охоту на Волка, и ему нужна была помощь Элианы.
Надо сказать, она его за это не осуждала.
В отличие от контрабандиста по кличке Перо, Волк не был какой-то мелкой сошкой в Красной Короне. Этот человек был правой рукой самого Пророка – доверенным лицом, выполнявшим самые сложные поручения загадочного предводителя этого тайного общества. В течение многих лет ему удавалось ускользать от солдат Империи, и вот теперь он появится в их городе.
Элиана опустила глаза на цифру, написанную наискосок той же рукой внизу послания.
20 000 золотых
Сердце ее бешено заколотилось.
Вознаграждение в двадцать тысяч имперских золотых?
Эта сумма была целым состоянием – и, учитывая, что предложение исходило от Валентина, – между строк она увидела то самое предложение, которого так давно боялась:
Приведи мне Волка. Получи свои деньги.
И добро пожаловать в Инвиктус.
Верой и правдой служи Императору.
Элиана никогда не рассказывала Харкану, что в последние два года она не гнушалась принимать дополнительные заказы, о которых не ставила его в известность, пытаясь скопить как можно больше денег.
Она не рассказывала ему, что и ее глубоко захватила мечта жить в каком-нибудь тихом уголке Аставара, пасти коз, выращивать томаты и печь хлеб.
Она молча копила деньги, охотилась на людей и убивала их, преумножая свои сбережения. А теперь, с дополнительными двадцатью тысячами золотых…
Она услышала, как внизу зазвонил колокольчик. Это Реми вернулся домой – от его звонкого смеха в доме стало светлее. Поразительно, что он еще не потерял способность так жизнерадостно смеяться по любому поводу.
Элиана бросила записку в огонь и наблюдала, как пламя пожирает слова, написанные рукой Валентина. Когда бумага превратилась в пепел, она выглянула в окно и посмотрела на темнеющее небо. Это была первая ночь полнолуния.
Если Инвиктус хочет заполучить ее – так тому и быть, но она не позволит ассасинам Императора нарушить покой ее семьи.
Она поймает Волка и передаст в их руки, как приказано.
Она получит награду и сделает так, чтобы Реми, Харкан и мать покинули страну и смогли жить в безопасности.
И она выйдет на охоту сегодня же ночью.
«Быстроногий огонь, пылай не яростно и исступленно, но гори ровно и ярко, неси в мир истину и чистоту».
Риэль видела, как семь лжесудий надвигались на Одрика, их мечи сверкали в солнечном свете. Несомненно, это наемники Борсвалла.
Другие всадники продолжали скакать по перевалу, не сводя глаз с дороги и мечтая о денежном призе, который ждет их в конце состязаний.
Одрик оглянулся через плечо – вражеские воины окружили его с трех сторон. Один из них держал над головой меч, вытягивающий из воздуха длинные спирали мрака. Это был заклинатель теней, он направлял на Одрика потоки тьмы, клубами окутавшие принца.
Риэль видела все это – и всадников, и их магию, но смотрела лишь на одного Одрика.
Только он один имел значение для нее. Неважно, что он обручен, неважно, что он будет с Людивин, и пусть провалится в бездну весь королевский двор.
Одрик принадлежал только ей одной, а эти люди хотели его убить.
Острая, как клинок кинжала, необузданная ярость вскипела в ней.
Как они смеют посягать на него?
Она пришпорила Малию и, понукая ее резкими криками, помчалась на них.
Даже Одрик не сможет справиться со всеми врагами, особенно если он безоружен, а Риэль знала, что сегодня он не взял с собой ничего. Когда она предложила ему спрятать в одежде какие-нибудь из магических артефактов, хотя бы не самые мощные, он решительно отказался. Оружие против правил, Риэль. Даже мои кинжалы. Ты это прекрасно знаешь.
Если бы с ним был Иллюминор, его меч, не было бы никаких вопросов. Но Одрик не мог призвать солнечный свет без своих артефактов. Даже Святые не способны были на это.
Никто не мог, и Риэль знала это – никто, кроме нее одной.
В одно мгновение весь труд ее наставников, долгие годы обучавших подавлять свои инстинкты, контролировать ее силы, данные ей от рождения, пошел прахом. Запертая наглухо дверь, дверь в ее сердце, распахнулась настежь.