Краснохарев, обращаясь к Черногорову, пренебрежительновтолковывал:

– Дума не страшна. Не страшна! Даже эти, которые всетребуют чего-то... Ну, соколы которые... Радикалы выискались!.. Нет, они несоперники. Несерьезные слишком. На них никто не взглянет. Даже нашаСветланочка...

Светлана, молодая и краснощекая как кустодиевская купчиха,нимало не огорчившись таким сомнительным комплиментом, деловито расставлялачашки, Краснохареву налила в его большую с павлином на боку. Краснохарев следилс удовольствием. А вечный оппозиционер Коломиец покачал головой:

– Это вы напрасно. Я – радикал! И горжусь этим. Мы какраз и нравимся женщинам своим радикализмом... или, как теперь говорят,крутостью. Вот вы, Светлана, смогли бы полюбить радикала?

У нее от удивления распахнулся хорошенький ротик:

– Ради... простите, ради чего?

Краснохарев поперхнулся, кофе из его павлиньей выдулодосуха, зато в казенных чашках Когана и Сказбуша прибавилось. Коган в испугеотшатнулся, а Сказбуш холодно посмотрел на главу правительства, движениембровей подозвал официанта:

– Смените скатерть. А мне – другой кофе. В чистойчашке.

Светлана в панике обмахивала салфеткой Когана, на рукавекостюма от Кардена расплылись коричневые пятна, Краснохарев, все еще булькая,как закипающий чайник, развел руками, и, не в силах говорить от смеха, указална сердитого Коломийца, мол, из-за этого... как его... ради... того, чем онназвался... он виноват, его бейте.

Официант мигом вернулся с подносом полным чашек. За столомвсе еще царило оживление, и он, опуская поднос на края стола, рискнул спросить:

– Кто из вас заказывал в чистой?

Веселье, в котором попытался принять участие даже официант,однако угасло чересчур быстро. Мне показалось, что все было нарочитым, попыткойподнять дух другим, в то же время не показывать как гадко самим. Краснохарев,Яузов, Коломиец, Коган, Сказбуш, Черногоров... Едят вроде бы с аппетитом, номорды вытянулись, глаза у кого запали, у кого налились кровью и угрожающевыкатились. Работой Кречет изнуряет, верно, но эти могут пахать и больше, здесьдругое...

Выдержат ли, подумал внезапно я со смятением. Это я жил какбы в сторонке от мира, из кабинетной пещеры наблюдал за его вывихами, подмечал,а эти все живут в этом мире. Для них это не вывихи. Это для меня смерть Рихтера– потеря для культуры, а для них – смерть известного клоуна.

Краснохарев особенно уязвим, ибо он такой традиционалист,что даже сейчас полагает рок-н-ролл похабной западной новинкой, а брюкидудочкой – стиляжьими. Он и этот рыночный мир принял с трудом, хотя сумел своепроизводство организовать по его законам на зависть всей Европе. Как же емутрудно видеть, как толстых попов, привычных, как неопрятные подъезды, сменяютстрогие муллы и муфтии! Не потому, что попы чем-то близки, а потому чтопривычны. С привычным можно не считаться, не принимать в расчет, а вот этастранная иностранщина... Странная потому, что иностранным называли всеевропейское, потом еще и американское, но чтобы арабское...

Не сломался бы, мелькнула тревожная мысль. Что-тозадумывается премьер чаще обычного. А западные шпионы крутятся, как мухи вокругпадали. Ждут, чтобы кто-то дал слабину.

Я как угадал, Краснохарев внезапно повернулся ко мне. Глазаиз-под тяжелых набрякших век смотрели с откровенной неприязнью:

– И что же, с вашей легкой руки объявляем войнуАмерике?

Я развел руками, уже как заправский чиновник пытаясьувильнуть от прямого ответа:

– Вот и вы попали на их удочку! Как умело Штатыподменили свое поганенькое «США» гордым «Америка»! Вон и вы, глядя на этобольное образование на земле Северной Америки, называете его Америкой, хотя тамже в Северной части еще и Канада, Мексика, а в южной части – два десяткагосударств: Бразилия, Чили, Аргентина, Уругвай... Ни мы им не объявляем войны,ни они нам, а вот Штаты уже давно ведут с нами войну. Мы пока что толькоотступали, теряя людей, деньги, территории, но сегодня пора попытаться датьотпор... Не Америке, повторяю! Всего лишь Штатам. Уродливому политическомуобразованию лесорубов, лавочников и кухарок.

Он поморщился:

– Нам что же, вам в угоду пытаться переименоватьАмерику в Штаты? Да народ уже привык. И не отвыкнет. – Любойчеловечишка, – сказал я, – обвинений в неграмотности страшитсябольше, чем в измене Родины. А моде подчиняется охотнее, чем закону илиКречету. Посему любого, кто называет Штаты Америкой, можно считатьмалограмотным... что на самом деле так и есть, следует только заострятьвнимание!.. на такого указывать пальцем... ну ладно, кивком или глазами, о немможно рассказывать анекдоты, что, мол, он и не то может, вчера брякнул: «другойальтернативы нет», спутал Чайковского с Киркоровым, а «Гамлета» приписалДоценко, единственному автору, которого знает, да и то понаслышке... Будьтеуверены, что уже через неделю только грузчики еще будут называть этообразование Америкой, а все эти закомплексованные интели, полуинтеллигентики,из которых состоит вся копошащаяся масса российского народа... да невскидывайтесь, Степан Викторович, что вы так обижаетесь?.. Вон Коган, ничего,не обиделся!.. А для России сейчас Израиль ближе Украины...

Сказбуш беззвучно отхлебывал кофе, настоящий мокко, Яузовсмачно чавкал блинчиками с мясом, все поправлялся от ран, кто-то слушал, кто-тотолько делал вид, а кто и вовсе глазел по сторонам, оценивающе задирая взглядоми без того короткие юбчонки на оттопыренных задницах официанток.

Я уже привык, что на меня в правительстве смотрят как наклоуна в минуты отдыха: ну-ка давай, покажи свои штуки, надо поглядеть, за чтотебя наняли! Но я давно перерос мальчишечьи обиды, и сейчас обстоятельнопо-профессорски излагал вовсе не секретные сведения, пусть слышит хоть весьмир, что Россия уже созрела для второго рывка. Но дорога идет, увы! –через очищение, ожесточение. Через кровь и жестокость, даже через сужениекругозора, узость мышления, фанатизм... Когда-то существовал могучий Рим,просвещенная Римская империя правила миром, и, казалось, этому не будетконца... И цивилизация топталась на месте, пока по Риму не нанесли удар с двухсторон: изнутри – дикое и фанатичное христианство, а снаружи – дикие и грубыеварвары.

Да, Рим был полон театров, там жили и творили поэты,драматурги, философы, там жили величайшие строители, экономисты, лучшие ученые.Конечно же, неграмотные невежественные христиане были отвратительны, ониотрицали культуру, знания, и требовали слепой веры в своего бога, других жебогов фанатично отвергали, демонстрируя узость мышления.

Конечно же, дикие варвары, сокрушившие могучую Римскуюимперию, давшую миру лучших в мире юристов, ученых, поэтов, были жестокими инеграмотными дикарями. Но прогресс избрал именно их своими проводниками. Ибо иварвары, и первые христиане, во всем, вроде бы, уступая просвещенному ибогатому Риму, превосходили их в одном-единственном: они были чище духом.