* * *

«Шевроле» не любил парковаться около ночных клубов. Кто знает, что у этой современной молодежи на уме? Устроят драку, бросят пустой бутылкой, разобьют стекло – неуютно и боязно, особенно когда вокруг мотоциклы, как стаи стервятников с хромированными клювами и когтями: только покажи слабость – разорвут на куски!

Толстое стекло дверей сдерживало музыку, гремящую в клубе, не давая ей вырваться наружу. Элизабет ждала меня у входа. Кожаная куртка с металлическими клепками, свитер под горло, джинсы, заправленные в высокие сапоги на каблуке, сумка через плечо… «Опять новый наряд, – с любопытством отметил я. – Она как хамелеон, меняющий окраску под цвет окружающей среды. Что это: тонкий вкус или глубокий страх?»

– А, вот и мой добрый рыцарь! Привет, – она нетвердой походкой направилась мне навстречу.

– Что случилось? – сердито спросил я, наблюдая, как из клуба вышли несколько парней и покосились на мой плащ и шляпу. Видимо, наряд казался им вызывающим.

– Ничего особенного, просто подумала – вдруг тебе скучно, – весело ответила Элизабет, хотя и голос, и выражение ее лица говорили обратное.

– Я уже собирался спать.

– Спать? Так рано? – она пьяно хохотнула. – И опять один?

Ответить я не успел. Стеклянные двери снова распахнулись, выпустив на улицу ржавые аккорды тяжелого рока и широкоплечего парня в черной кожаной куртке с нашивкой белоголового орла на рукаве. Парень бросил грозный взгляд в нашу сторону. Я узнал его: тот самый тип с серьгой в ухе, которого я видел в казино. Мышцы живота напряглись, заныл правый бок. Оставить теплую квартиру, проделать длинный путь, и все ради того, чтобы нарваться на драку!

– Элизабет, ты куда? – крикнул он.

Элизабет, не оборачиваясь, показала ему «американский» палец, взяла меня под руку и потащила к машине. Каждый мой шаг пронизывало ожидание нападения, спина горела, словно в нее впились хищные когти орла. Но обошлось, за нами никто не погнался.

– Вот, бл… – вырвалось у меня, когда «Шевроле» с облегчением оставил позади сияющий огнями клуб и помчался по проспекту.

– Не матерись! Не люблю, когда при мне ругаются!

– Извини, случайно получилось.

Еще одергивает! Чуть не втравила в историю, а теперь недовольна. Некоторое время мы ехали молча. Я изредка поглядывал назад, опасаясь преследования. В динамиках тихо звучало:

– Спасибо, что приехал за мной…

Теплые пальцы девушки коснулись моей руки на руле. В этом жесте было и извинение, и сожаление, и то, что невозможно передать словами, а только прикосновением. Мне стало стыдно, что веду себя, как обиженный мальчишка.

– Да ладно… Тебе опять нельзя домой?

– Ты такой проницательный! А может, мне просто захотелось увидеть тебя, дорогой учитель?

– Врешь?

– И да, и нет, – с горькой улыбкой проговорила ученица. – Домой в таком состоянии можно, но не хочется, а у тебя такой уютный диван…

– Так все-таки что случилось?

Вместо ответа Элизабет отвернулась к окну, несколько минут молчала, затем резко повернулась ко мне.

– Я поссорилась с бойфрендом. Он почему-то считает, что я его собственность, но я свободна! – Ее слова, как разрывные пули, гулко ударяли в панель приборов, рикошетом отдаваясь в моих утомленных мозгах. – Свободна! Понимаешь, мистер Джек, я не хочу быть и не буду ничьей собственностью. Другом, женой, любовницей – пожалуйста, но собственностью – никогда!

– Парень с орлом на рукаве?

– Да.

– Хищных птиц тяжело приручать…

– Если делаешь это впервые.

– Понимаю, – я не смог удержаться от язвительного выпада.

– Что ты понимаешь, добрый рыцарь? – вздохнула Элизабет. – Давай остановимся, хочется пройтись. Смотри, какая красивая липовая аллея.

Я остановил машину. Мы вышли.

Матовый свет фонарей падал на мокрые ветвистые липы, превращая желтые листья в золотые монетки. Они призывно покачивались и тихо шелестели, словно деревья торговались о чем-то с ночью.

Мы пошли по аллее.

– Не сердись, что вытащила тебя из дома: когда плохо, не хочется оставаться одной, – Элизабет крепко держала меня под руку, прижавшись всем телом.

– Ничего страшного.

– Нет, правда, не сердись. Там, у клуба, у тебя был такой сердитый голос…

– Все в порядке, уже не сержусь. Тем более что вокруг такая ночь.

– Я знала, что ты настоящий мужчина.

(Что-то последнее время мне перестала нравиться роль благородного рыцаря Ланцелота.) Элизабет вдруг остановилась:

– Мистер Джек, ты веришь в сказки?

– Наверное, нет.

– Что значит «наверное, нет»? Можно или верить, или не верить. Вот я верю! Верю всем этим рассказам из глянцевых журналов. Верю в розово-сиреневую мечту, в сказку с добрым принцем и счастливым концом. Но, чтобы такая сказка сбылась, нужны деньги, много-много денег.

– Может быть, – кивнул я. Спорить не хотелось.

– Деньги – это свобода и независимость. Но когда постоянно твердят, что надо долго и упорно пахать, чтобы обрести богатство, меня охватывает жуткое уныние. Прямо депрессняк какой-то. Ну зачем мне деньги в старости?

– Не знаю. Завещать в монастырь, например.

Ее громкий смех звякнул о золото листвы.

– А сколько ты хотела бы заработать? – спросил я.

– Тысяч сто-двести евро – на них уже можно начать свое дело, например, открыть ресторанчик.

– У тебя же, вроде, перспективная профессия, адвокаты неплохо получают…

– Некоторые – даже очень неплохо! – воскликнула Элизабет. – Но, если честно, я не горю желанием всю жизнь сидеть в судах и разбираться в исках, это так нудно. Бизнес – гораздо интереснее. И быстрее. Как у тебя: акции, инвестиции… Думаю, у меня бы получилось.

Аллея закончилась. Мы развернулись и пошли обратно. По дороге слева от аллеи с ревом пронеслись несколько мотоциклистов. Элизабет вздрогнула и еще крепче прижалась к моей руке.

– Я обязательно добьюсь успеха – если не в этот раз, то в следующий, и не к старости, а очень скоро, вот увидишь.

– Конечно, добьешься.

– Нет, мистер Джек. Ты даже не представляешь, на что я готова пойти ради денег! – яростно прошептали ее губы, обжигая мою щеку горячим дыханием.

– Пошли скорее, что-то холодно, – мне почему-то стало немного жаль Элизабет и захотелось погладить ее по голове.