— Но зачем?

— Чтобы передать послание.

— Не понимаю какое.

— Ничего удивительного! Ты много чего о многом понимаешь, даже о самых абсурдных вещах, но никогда ничего не смыслила ни в любви, ни в привязанности, ни в одержимости, ни в ревности. В этом суть твоего очарования.

— Не люблю, когда ты так со мной говоришь, Марин. Можно подумать, твоя собственная жизнь записана начисто на веленевой бумаге.

— Могу выразиться яснее, подруга, смени замок и посмотри, что будет.

— Знаешь, вокруг Ходорковского ведутся всяческие игры, и я подумала, что, если…

— Ты ведь сказала, что пишешь роман.

— Пишу.

— Значит, этот твой Ходорковский будет героем романа?

— Верно.

— Следовательно, играм конец.

— Не понимаю.

— Ч.Т.Д.[17], дорогая. Всем плевать. Могу тебя заверить, что миру плевать на судьбу реального Ходорковского, что уж говорить о литературном герое! Этот тип — идеальный козел отпущения для народа, который растерзал бы его на куски — если бы мог, и идеальная отмазка для Запада.

— Отмазка?

— Ну да, «дело Ходорковского» — отличный повод для вечной и бесконечной песни о правах человека и всей остальной чепухе. В данном случае можно защищать права предпринимателя. Ладно, хватит, тебе все это известно куда лучше, чем мне. Если ты действительно хочешь оказать честь Ходорковскому, помести его в роман и оставь там.

— Я слезаю со стула, Марин, боюсь, крюк не выдержит.

— На твоем месте, я бы изменила ему имя, этому твоему Ходорковскому. Подобрала бы что-нибудь более простое, музыкальное, не такое русское. Если собираешься сделать из человека героя, придай ему романтический облик. Реальность выглядит устрашающе.

— Почему всех вас так волнует проблема героя?

— Какой же роман без героя, дорогая? Еероический герой должен быть романтиком. Он рискует все потерять, но в конце концов берет верх над своими врагами, он красиво страдает, никогда не отчаивается, а любит так… как бы получше выразиться… романтично, да, вот именно, он герой романа, и у него романтическое чувство, которое захватывает и нас, читателей. Мне очень жаль, но твой продажный бизнесмен этому профилю не соответствует. Я бы на твоем месте…

— Будь ты на моем месте, Марин, думаю, ты давно оттолкнула бы стул ногой, такие, как ты, умеют завязывать настоящую «скользящую петлю» и рассчитывать соотношение сил между телом, которое предстоит повесить, и крюком, который должен выдержать его вес.

— Полагаю, это комплимент?

— Да.

— Когда ты уезжаешь в Россию?

— Дней через двенадцать.

— Значит, успеешь поменять замок.

В воздухе сегодня столько электричества, что затянутое тучами небо грозит вот-вот расколоться и обрушить на мир грязный ледяной дождь. Эта мерзость проникает под крыши домов, в кроны деревьев, стирает контуры гор и силуэты людей, вышедших утром из дома по делам и без оных, она заползает им под череп, пропитывает мысли, и они бегут, как крысы с корабля. В небе столько электричества, что самое простое и разумное, что можно предпринять, это сложить немного вещичек в заплечный мешок и отправиться в путь, задрав нос или глядя в землю, не имеет значения, потому что ничего лучше живой человек сделать все равно не может.

По другую сторону границ, за которыми простираются бескрайние российские земли, нашпигованные полезными ископаемыми, действующий президент завел себе заводного дельфина. Стоит нажать на кнопку, и китообразное начинает шевелить плавниками. Фотография президента и его млекопитающего стала медийным хитом. Если вглядеться повнимательней, сразу все понимаешь. Нет нужды слушать комментарии специалистов-дельфинологов. Во всяком случае, никто их не слушает и не читает. В диких российских степях людям и без того есть чем заняться. И мне тоже.

Мой разум зациклен на разлитом в воздухе напряжении и поглощен разнообразными мрачными мыслями. Я думаю о людях, у которых вдруг начинает болеть нога или какая-нибудь другая часть тела, болит и не проходит. Они идут к врачу и узнают, что скоро умрут. Врач сообщает им, что эта вроде бы ерундовая болячка — вершина айсберга, таящегося в глубине тела. Узнав новость, люди смотрят в окно и проклинают дождь. А ведь специалист только что сказал, что их судьба вскоре канет в небытие, их собственная судьба вместе с их телами, душами и мыслями. Через несколько недель или месяцев их не станет. Думаю, некоторые, выслушав врача и посмотрев в окно, задаются вопросом, когда они смогут пуститься в путь, теперь, после того как ледяная глыба начала дрейфовать и вот-вот их придавит. Я знаю, что в этот же самый момент другим людям, у которых тоже заболела нога, говорят, что все это ерунда и боль скоро пройдет. Они выходят на улицу, покупают лотерейный билет, выигрывают крупную сумму — или не очень крупную, встречают красивую девушку, она сидит на скамейке у озера. Существует как минимум два типа романов и два же, как минимум, типа читателей романов. Одни совершенно не сопрягаются с другими. Они селятся отдельно друг от друга, у них разные жизни и разные книжные пристрастия. Все перемешиваются со всеми в реальной жизни, в которой события могут происходить одновременно, сообщение о скорой гибели, выигрышный билет лотереи, изумительная девушка на скамейке на берегу озера и — в путь, задрав нос или глядя в землю, это не имеет значения.

Сегодня, когда тревога струится вниз по стволам деревьев и моим ногам, я говорю себе, что единственный выход — уехать в Ирландию, немедленно, не раздумывая, взять книги, компьютер и уехать, потому что Ирландия — единственная страна, где электричество на берегу океана, у подножия черных скал, не помешает мне думать о частях тел и о том зле, что может предвещать еще худшее зло, а может и не предвещать. Ирландия такое место, где хочется думать о другом, например о прекрасных суматошных вещах, далеких и от реальности, и от вымысла. У подножия скал океанский прибой небывало силен, он подхватывает вас и уносит на бал ведьм. Если летающих мётел и не существует, там они подцепляют вас за задницу и подбрасывают в воздух. Я это утверждаю, хотя ирландские пейзажи, возможно, не имеют ничего общего с древней магией. Но сегодня, в этот неспокойный день, я прихожу к выводу, что мне будет лучше отправиться на буйновосторженный остров, а не на русскую землю, пропитанную несчастьями, которые никто никогда не оплакивает. Даже у тех, кто любит Россию, нет времени лить слезы. Многие пьют или покидают страну, чтобы никогда не возвращаться. Все те, кто остаются, утешаются мыслью о том, что на бескрайних российских равнинах смерть настигнет их быстрее. Нигде в мире люди, играя в «Монополию», не покупают ни клочка русской земли. Россия слишком далекая, слишком холодная, слишком бедная и слишком серая страна. Единственное, что представляет интерес, ее недра с природными богатствами, но для большинства смертных они недоступны. И с ними всегда много мороки. Должна признаться, что об Ирландии я думаю только в электрические дни, в остальное время мне не хватает России. Через несколько часов я скорее всего уеду не на Запад, а на Восток, полный страхов и тревог. В настоящих романах, вышедших из-под пера самоуверенных авторов, героев с первых страниц ждут нескончаемые приключения — жестокие, поучительные, почти всегда логичные. Одно событие следует за другим, и ничто так мало не похоже на реальную жизнь, как романы веселых романистов. Я начинаю беспокоиться за судьбу моего русского романа. Работа совсем не продвигается, у меня нет ни героев, ни приключений, и больше всего я сейчас хочу уехать в Ирландию.